Безжалостный епископ (ЛП)

— Тея! — Ее разочарованный возглас преследует меня, когда я иду на кухню, выбирая ингредиенты и доставая миски для смешивания. К черту мороженое, мне нужно заткнуть свой бушующий разум. — Мне все равно, как жарко на улице, парни увидят, что ты так одета, и подумают, что ты рекламируешь, что ты рада их ухаживаниям!

Если бы папа не ездил так часто по работе, возможно, мы бы не всегда вцеплялись друг другу в глотки. Но его здесь нет, чтобы создать буфер, он сейчас в отъезде на очередной региональной конференции и я одна против нее.

— Ты слышишь себя, мама? — Я налетаю на нее, хлопая венчиком по белой столешнице. Мама вздрагивает. Я сама чуть не подпрыгиваю. Быть настолько конфронтационной — не мой стиль. Вспышка возмущения горячо и быстро сгорела от того, что она сказала, и я просто действовала. — Сейчас не темные века. Никто не будет волноваться из-за того, что я хожу в леггинсах.

— Они будут, если ты одета только наполовину! У тебя бретельки лифчика…

— Мам, помоги мне, если ты сейчас скажешь что-то о том, что мой спортивный лифчик виден, я сорвусь. — Мне кажется, что я даже дышать не могу, когда она меня душит. Константин садится у моих ног, прислонившись и я возвращаюсь к своим принадлежностям для выпечки, осматривая то, что схватила по инстинкту, продолжая разглагольствовать, становясь на дыбы, когда я прорвала плотину. — Кроме того, парням нужно научиться контролировать себя, чтобы мне не приходилось выставлять себя на показ и испытывать дискомфорт на жаре, чтобы отвести от себя их взгляды. И почему я живу в страхе, что парень посмотрит на меня? Почему это так плохо? Это человеческая природа!

Как только это прозвучало, до меня дошло, что это слова Коннора.

Перейдя на другую сторону кухни, мама шипит на меня: — Они неуправляемы. Никто из них не знает, как себя вести.

— Серьезно! — Я вскидываю руки вверх в разочаровании. С ней невозможно разговаривать, когда она заводит такие темы. Она такая отсталая. — Это такая сексистская идея, что я должна измениться и быть той, кто защищает себя, и что все мальчики — это животные с членом за мозгами, которыми движут их импульсы. Это нелепый аргумент, мама, и это полная чушь.

Ее глаза выпучиваются, она несколько раз открывает и закрывает рот, ища какой-то способ ответить на мой призыв. Не могу решить, что ее больше злит — то, что я сказала член, или то, что я с ней не согласна. Я стою на своем, положив руки на прилавок, вооружившись для стойкости своими принадлежностями для выпечки. Твердый вес Константина, прижатого к моей ноге, тоже помогает.

Когда она становится пурпурного оттенка, она бросает все, что собиралась сказать, и выбегает из комнаты, оставляя нас с Константином наедине.

— Что ж, — говорю я, глядя на пухлого ротвейлера у моих ног. — Давай печь.

Через несколько минут я погружаюсь в методичный процесс, который успокаивает мой разум и снимает стресс.

***

Выпечка вишневых пирожков с нуля помогла мне успокоиться, но я все еще раздражена на маму после того, как закончила домашнее задание в своей комнате. Уголки моего рта приподнимаются, когда я кручу ручку между пальцами, сидя со скрещенными ногами на своей кровати. Как бы я ни была раздражена, я чертовски горжусь собой за то, что не только противостояла маме, но и отчитала Коннора.

Я чувствовала себя хорошо.

На эти несколько минут я воплотила в себе все, к чему стремлюсь на фотографиях из моей секретной папки, и в кои-то веки я ничем не жертвовала ради этого. Обычно, когда я пытаюсь стать девушкой из секретной папки, я подражаю другим женщинам, которые заставили меня остановиться и ахнуть, потому что у них есть этот фактор.

Так было с раннего подросткового возраста, когда меня бомбардировали образами неуловимой идеи идеальной женщины — как будто кто-то может соответствовать фальшивым идеалам, представленным нам. Женщины и так прекрасны такими, какие они есть. Но мне все еще трудно признать это самой, даже если я могу давать такие советы своим подругам.

Эти старые раны упрямы, они зарубцевались, но так и не зажили до конца.

Я перекладываю свои книги на тумбочку и сворачиваю наполовину законченную работу по английскому языку для моего любимого учителя на ноутбуке, открывая новое окно браузера. Адрес, который я набираю, укоренился, мои пальцы летают по клавиатуре с мышечной памятью, чтобы набрать ссылку моего блога.

Тот самый, который я прятала от мамы.

Он загружается, показывая ленту моих последних сообщений: старые фотографии, где я позирую у озера в бикини, которые сделала для меня Мэйзи, селфи в спальне, примеряя разные наряды с короткими юбками или завязывая хвосты блузки, чтобы обнажить живот, и художественные кадры, где в кадр попадает намек на лифчик или трусики. Сотни постов промелькнули мимо, когда я прокручивала историю своего блога, каждый с фотографией.

Я не писала в него уже очень давно, по крайней мере, полтора года. Мне не нужно было это делать, как только я нашла кого-то, кто заполнил пустоту, которую блог заполнил в моем больном сердце.