Безжалостный хаос

У моего отца в руке пистолет, и он приставляет его к виску Рии. Она стоит на коленях, губы дрожат, глаза закрыты.

Элла… Элла свободна. Но она стоит между нами. Мой отец может застрелить любого из нас так, так легко.

Моя челюсть сжимается. Я хочу говорить, я хочу кричать, я хочу вырвать свои чертовы волосы, но…

Голубые глаза отца смотрят на меня, на его губах играет улыбка. Его волосы подстрижены, как будто специально для этого.

— Тебе предстоит сделать выбор, Маверик.

Мои глаза переводятся с Рии на Эллу, затем снова на отца. Я остаюсь сидеть, хотя это убивает меня. Несмотря на то, что мои кулаки сжаты так сильно, что ногти впиваются в кожу.

— Полигамия, к сожалению, не санкционирована 6-кой, — он вздыхает, как будто это его расстраивает. Он закатывает глаза к потолку, пожимает плечами, пистолет держит ровно у головы Рии.

Она все еще закрывает глаза, ее лицо напряжено.

Где она была все это время? Почему она не убежала? Глупая, глупая девчонка.

Но, может быть, она и вправду убежала. Может, они схватили ее, как только она вышла из моего дома.

Глупый, жестокий мальчик.

— И поскольку ты рассказал обеим этим девушкам слишком, слишком много, мне нужно, чтобы ты сказал мне, в кого из них стрелять.

Я смотрю на Эллу. Ее глаза расширены, руки вцепились в подол юбки, как будто она хочет подойти ко мне. Как будто ей требуется вся ее сила воли, чтобы оставаться на месте.

— Элла, — спрашиваю я ее, мое горло как наждачная бумага с каждым словом, — это реально?

Она улыбается мне, но грустно. Я наблюдаю за ее горлом, когда она сглатывает, втягивает нижнюю губу и кивает.

— Да, детка.

Детка.

— Это реально, — заканчивает она.

Риа хнычет, но я не смотрю на нее. Я продолжаю смотреть в великолепные зеленые глаза Эллы, рассматривая все веснушки, которые я еще не поцеловал.

— Заставь меня поверить в это.

Она хмурится, между ее темно-русыми бровями появляется складка.

— Расскажи мне то, что знаешь только ты. Заставь меня поверить, что это реально.

— О тебе, Мави? — спрашивает она меня.

Но мой разум знает обо мне, даже если я хочу, чтобы он забыл. Даже если я хочу, чтобы он засунул подальше все эти темные, мрачные вещи. Или, что еще хуже, то, что заставляет меня чувствовать. Которые напоминают мне, что я жив. Я не психопат. Я все чувствую.

Мой разум знает это.

Я качаю головой, мои губы дрожат.

— Нет, красотка. Расскажи мне то, что ты мне еще не рассказывала. О себе.

Мой отец вздыхает, испытывая нетерпение, но ничего не говорит.

Элла кивает, закрывая глаза. Слезы текут по ее бледным щекам, одна капает с ее красивых красных губ.

— Когда я впервые встретила тебя, мы с мамой поссорились, незадолго до этого. Она ударила меня.

Мое нутро сжимается.

— Она ударила меня, и я ненавидела это и ненавидела ее, и ненавидела то, что мне нравилось, когда она кричала на меня. Что мне нравится, когда я привлекаю ее внимание. Но я знала… — она делает глубокий, вздрагивающий вдох. — Я знала, что она била меня не потому, что любила меня. Она сделала это, потому что ненавидела меня, — она открывает глаза и смотрит на меня. — Ты был так зол, когда мы встретились, — шепчет она, слезы капают с ее подбородка на пол. — Ты был таким злым и таким… великолепным, — при этих словах ее кожа приобретает бледно-розовый оттенок, и я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах, несмотря на слезы, выступившие на глазах. — Я тоже хотела, чтобы ты меня ненавидел. Я хотела, чтобы ты ненавидел меня, чтобы я могла это почувствовать.

Я никогда не смогу тебя ненавидеть.

— Что почувствовать, красотка? — мой голос дрожит, но я должен знать. Я должен знать.

— Нет разницы между любовью и ненавистью, Мави. Их противоположностью является безразличие, и если ты можешь причинить мне боль, если ты можешь любить, значит, я имею для тебя значение. Так же, как я имела значение для нее.

Мой отец выдохнул.

— Все это очень трогательно, но, Маверик, у нас нет времени на дальнейшие речи.

Я не свожу глаз с Эллы.

— Ты любишь меня, детка?

Она кивает, слезы текут все свободнее.

— Да, — шепчет она. — Я люблю тебя.

— Думаю, я тоже тебя люблю.

— Значит, ты принял решение? — огрызается мой отец. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, а он еще сильнее вгоняет пистолет в голову Рии. Все ее тело дрожит, голова откинута назад, глаза по-прежнему закрыты.

Ей пришлось выслушать все это. Как я не могу любить ее так, как люблю Эллу. Я знаю, что и она не любит меня так же. Но это несправедливо. Это неправильно.

— Ты никогда не устаешь? — спрашиваю я отца, глядя ему в глаза.

Он сжимает губы в тонкую линию.

— Устаешь от чего? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

— Притворяться, что ты ничего не чувствуешь, папа? Притворяться, что ты в порядке? Притворяться, что Малакай не был твоим сыном? Притворяться, что Бруклин не твоя дочь?

Его глаза сузились.

— Притворяешься, что и на меня тебе наплевать?

Он молчит.