«Русская мысль» – газета, выпускаемая нашими соотечественниками, которые волею судеб оказались за пределами Родины, но при этом сохранили русский взгляд на мир и поэтому как никто в мире понимали российскую специфику восприятия событий. Газета стала взглядом со стороны тех, кто был в курсе наших проблем. И эта попытка объективного осмысления и упорядочения – заслуга Ирины Иловайской. С самого начала работы в газете она начала печатать материалы из СССР, публикуя их сначала под псевдонимами (чтобы обезопасить судьбу их авторов), а после падения «железного занавеса» – под собственными именами.
Наше знакомство с ней началось заочно, через посредство западных дипломатов, которые передавали ей мои статьи и письма, а мне, в свою очередь, – ее ответы. Потом, лет пятнадцать назад, когда к власти пришел Горбачёв, Ирина Алексеевна позвонила мне по телефону, решив, что теперь это для меня уже не опасно. Затем, летом 1988 года я впервые пересек границу СССР и приехал в Париж, где встретился с ней в редакции «Русской мысли». Так началась наша уже не заочная дружба и активная совместная работа в газете, на радио и так далее, не прекращавшаяся вплоть до ее кончины. Ирина Алексеевна умерла во вторник, а еще в понедельник мы обсуждали с ней по телефону материалы для последнего номера газеты.
Ирина Алексеевна приехала на родину впервые меньше чем десять лет назад, но с тех пор бывала здесь регулярно, а фактически жила одновременно в Риме, в Париже, где находится редакция, и в Москве. За последние десять лет ей удалось привлечь к работе в газете большое число авторов из России – как из Москвы, так и из провинции. Одной из основных своих целей в последние годы Ирина Алексеевна Иловайская-Альберти видела распространение «Русской мысли» в России. Это ей удалось.
Благодаря ее поистине титаническим усилиям газета стала популярна не только в крупных городах, но и в далеких регионах: ее получают по подписке три тысячи библиотек в самых отдаленных местах нашей страны.
Хотя Ирина Алексеевна жила по большей части в самолете, она очень любила дом и была удивительно теплым человеком. Она любила кормить обедами своих гостей и внуков: троих детей своего старшего сына Джанни – Джакомо, Наташу и Фабио – и двух сыновей Кьяры – Алессио и Леонардо, любила, когда у нее останавливались гости из Москвы, из Голландии, из Бразилии, в общем, со всего света, любила делать подарки, особенно – покупать своим внукам и друзьям одежду, хотя сама носила только то, что ей когда-то давно купил ее покойный сын Чезио. Любила своих котов – парижских Закко, про которого говорила, что он понимает все без исключения языки, и рыжего Рохо, всегда прыгавшего к ней на постель, когда у нее болело сердце. И римского Принца, по ночам временами начинавшего хулиганить и сбрасывать со стола маленькие колокольчики, которые Ирина Алексеевна собирала в течение многих лет. Друзья ей привозили их отовсюду. Любила сидеть по вечерам, заканчивая статью для газеты, в своем маленьком римском садике под усыпанной розовыми цветами азалией.
Екатерина Гениева, директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы в Москве, прилетевшая в Германию для встречи с Ириной Алексеевной на один день, оказалась рядом с ней в момент ее смерти. С друзьями из Франкфурта шел разговор о новой постановке Марка Розовского «Убийства в соборе» Томаса Элиота, а вернее – пьесы Элизабет Робертс «Убийство в соборе. Репетиция», где на фоне пьесы Элиота речь идет об убийстве отца Александра Меня. Когда сердечный приступ уже начался, но Ирина Алексеевна еще думала, что всё обойдется, она вспомнила последние кадры из фильма Тенгиза Абуладзе «Покаяние». Старая женщина спрашивает: «Эта дорога ведет к храму?» Затем, услышав отрицательный ответ, говорит: «А зачем вообще дорога, если она не ведет к храму?» Вспомнив этот момент из фильма, она ушла в свою комнату и больше уже ни о чем не говорила. В сущности, именно эти слова были последними из тех, что она сказала на земле…
Публикуется по:
Русский Клодель
Каждая работа Сергея Аверинцева, начиная с переводов греческих и латинских писателей и поэтов, в особенности церковных (они были опубликованы в четырех томах «Памятников» византийской и латинской средневековых литератур, выпущенных Институтом мировой литературы на рубеже 1970–1980-х годов), всегда оказывалась событием, причем не только в академической науке, но и в реальной жизни самых разных людей.
В 1970 году, когда на Воробьевых горах был построен новый гуманитарный корпус Московского университета, Аверинцев начал читать там лекции, на которые собирались сотни, если не тысячи, москвичей. Аудитория, рассчитанная на 150 человек, вмещала непонятно сколько людей – многие сидели на подоконниках, стояли в проходах, хотя каждая лекция продолжалась по три-четыре часа.