Завершить ораторию, наполненную отсылками к Евангелию и основанную на христианской морали, а главное – предполагающую репрезентацию Бога (жест, естественный для христианства с его иконами, фресками и статуями, но абсолютно немыслимый в иудаизме, где Бог по определению непознаваем, неизъясним, ослепителен для разума, невозможен для материализации), Шёнберг вряд ли мог. «Судьба и путь душ неравны; тот, кто выполняет задание, переходит на более высокую ступень», – говорит Всевышний в ненаписанной второй части «Лестницы Иакова». Шёнберг сделал именно это, послушный своей идее о композиторстве как миссии, – он направился дальше по пути серийной техники, оставив работу, которая привела его к ней, хоть и мечтал о её завершении до самой смерти.
И всё же «авангард духа» и «отражение будущего», как Бог называет «Избранного» в тексте оратории Шёнберга, раздумывал о феномене популярности и парадоксе капризной слушательской любви. На титульном листе тетради с эскизами к «Лестнице Иакова», которая была с ним в армии в 1916 г., Шёнберг записал простенькую, псевдонародную мелодию: не просто тональную, но воплощавшую то искусство, которое было для него «неправдиво». На ней строилась опера австрийского композитора Вильгельма Кинцля «Пастушеские песни» (1911), мимолётно любимая венской публикой: мелодраматическая история о швейцарских солдатах-наёмниках, которые, несмотря на угрозу наказания, распевали запрещённую для них альпийскую фольклорную мелодию, вспоминая о родине. Очертания этой песенки поразительно похожи на мотив, звучащий в самый магический миг оратории – её последние такты, где единственный персонаж, порученный женскому голосу, – безымянная «Душа» – буквально отлетает от тела, рискованно раскачиваясь на неимоверной высоте с вокализом на одной гласной. Насмешка над публикой – или самим собой? – эта сдвоенность заурядной сентиментальной мелодии с трансцендентной темой из оратории вызывает в памяти близнецов Исава и Иакова. Возможно, тема «Души» появилась на свет, вцепившись в пятку венского оперного шлягера.
Глава 10
Танцы на грани войны
1864–1949
балет «Легенда об Иосифе» op. 63
Любимцем Иакова среди более чем дюжины его детей был Иосиф – первенец любимой жены, Рахили (как мы упоминали в предыдущей главе, была ещё нелюбимая: прежде Рахили Иакову досталась её старшая сестра). Необыкновенно красивый и кроткий, искренний и добродетельный, Иосиф – герой, как будто не унаследовавший отцовского авантюризма и склонности к приключениям. В то же время количество драматических перипетий, амплитуда взлётов и падений в его жизни были такими, что в знаменитом романе Томаса Манна «Иосиф и его братья» не раз звучит мотив сравнения этого героя с архетипом «умирающего и воскресающего бога» из календарных мифов. Обычно история такого персонажа ходит по кругу упадка и возрождения, увлекая за собой смену времён года или циклы «тучных и тощих» лет: «Сейчас мой путь идёт вниз. Но разве путь вниз не почётен и не торжествен ‹…›? Если ты считаешь, что я расстаюсь со страной живых, ты, может быть, и прав. Но кто поручится, что я не услышу запаха травы жизни и не выйду завтра из-за края мира, как грядёт жених из своей палаты, сияя так, что у тебя заслезятся глаза?»{157}
.Если Иаков несколько раз видел и переживал чудеса во сне, то для Иосифа граница, очерчивающая «край мира», была совсем уж проходимой и зыбкой. Половина его личности будто всегда пребывала «там», общаясь с другой половиной посредством ярких картинок-метафор, наблюдаемых юношей, стоило ему уснуть. Бесхитростно пересказывая братьям видения, где перед ним склонялись то снопы пшеницы, то небесные светила, Иосиф навлёк на себя их подозрительность и ревность. Так, втайне от Иакова, он был продан ими в египетское рабство. Именно ясновидение помогло ему выжить и возвыситься, из слуги сделавшись правой рукой фараона. Искусно толкуя его сны, оказавшись внимательным собеседником и соратником в управлении государством, Иосиф стал визирем, а позже воссоединился с семьёй. В разгар предсказанной им бескормицы, к которой египтянам удалось подготовиться, он встретил братьев, пытавшихся купить в чужой стране хлеба, простил их и добился, чтобы в Египет перевезли престарелого Иакова.