Пиша, еврей гораздо больше слдилъ за мыслію, чмъ за правилами грамматики, которыхъ онъ зналъ мало. Отсюда происходитъ, напр., то, что фраза, начавшись періодически, потомъ нарушаетъ этотъ строй или не выдерживаетъ грамматическаго согласія въ конструкціи, которая лишается взаимной зависимости частей, длается боле легкою, разлагаясь на короткія предложенія (Лев. XIII, 31. Второз. VII, 1-2. XXIV, 1-4. XXX, 1-3. Иса. XXIII, 20).—Еврей любитъ присоединять поясненія, которыя логически легко связываются съ предшествующимъ, но грамматически то согласуются, то нтъ, или согласуются, какъ угодно.—Библейскій греческій языкъ содержитъ множество синтаксическихъ случайностей: взаимно независимыя приложенія и сочетанія, измненія въ числ, лиц, род, времени и вид; повторенія и устраненія нкоторыхъ словъ или части предложенія; странныя согласованія; случаи отсутствія согласованія и пр.—Перерывы въ правильномъ развитіи фразы и въ грамматическомъ согласованіи могутъ соотвтствовать паузамъ; разобщенныя этимъ способомъ части получаютъ ораторскій характеръ, или сближаются чрезъ восклицанія и вставки, стремясь стать независимыми (Быт. VII, 4. 4Цр. X, 29. Пс. XXVI, 4).—Еврей любитъ усиливать утвержденіе. Мы часто находимъ: вопросительный тонъ для боле живого утвержденія или отрицанія (4 Цр. VIII, 24); выраженія „весь городъ, весь Израиль, вся земля, ни одинъ человкъ, никто“ въ смысл усиленнаго и преувеличеннаго утвержденія.—Еврей, какъ и вс восточные народы, употребляетъ самыя необычайныя метафоры (Быт. IX, 5. Лев. X, 11. Ру. I, 7).—Еврей любитъ прямо приводить слова другихъ.—Падежей въ собственномъ смысл нтъ поеврейски. По подражанію еврейской конструкціи, при двухъ слдующихъ именахъ, изъ коихъ второе дополняетъ первое, мы находимъ у LXX ти, напр., такое сочетаніе: . Даже больше того:—еврейскій языкъ часто отмчаетъ отношеніе между глаголомъ и дополненіемъ посредствомъ предлога или предложнаго реченія; и LXX часто подражаютъ такому употребленію (Быт. VI, 7. Иса. XXIII, 20 Іон. I; IV, 2. 5. 6. 8. 10. 11).—Еврей любитъ представлять дйствіе совершившимся или совершающимся, изображать его реальнымъ и рисовать утвердительно. Поэтому дйствіе будущее легко понимается у него въ смысл совершившагося или совершающагося (Лев. V, 1. 10. XIII, 31); отсюда же смшеніе временъ прошедшаго, настоящаго и будущаго въ пророчествахъ, а равно употребленіе причастія настоящаго времени дня обозначенія акта, какъ совершающагося.—Греческія наклоненія не соотвтствуютъ еврейскимъ, и еврей мыслитъ не такъ, какъ грекъ; еврею трудно было совладать со многими греческими наклоненіями. Нкоторыя изъ послднихъ становятся рдкими, напр. желат. наклоненіе съ или безъ него, кром какъ для привтствованія, равно повел. и сослагат. накл. прош. соверш., даже причастіе будущ. врем., и пр.—Для еврея слово и мысль составляли одно: выраженіе „думать“ предполагаетъ у него, что говорятъ съ собою или другими, а „говорить“ можетъ обозначать не боле того, что говорятъ только съ собою или даже только думаютъ (въ слухъ). Не въ примръ образованному греку—еврей не выработалъ и не закрпилъ тонкаго различія между глаголами съ значеніемъ „вровать (полагать), думать, понимать, говорить“.—LXX часто переносятъ насильственно въ свой греческій языкъ чисто еврейскія слова, выраженія, конструкціи, когда не знали въ греческомъ равнозначущихъ. А затмъ свой оригиналъ (еврейскій) они считали словомъ Божіимъ, и это почтеніе къ подлинной его форм—помимо ихъ воли—тоже способствовало образованію литературныхъ евраизмовъ.—Богословскія доктрины евреевъ, ихъ моральныя идеи, ихъ чувства благочестія впервые нашли себ выраженіе погречески именно у LXX-ти. Чрезъ это греческій языкъ получилъ новую физіономію, совершенно необычную.—Въ греческомъ В. 3. нтъ и страницы, гд бы не было евраизмовъ, но все-же нкоторыя книги мене евраистичны, чмъ другія; таковы, напр., книга пр. Даніила въ перевод еодотіона, 2-я Маккавейская, Премудрости Соломоновой, хотя дв послднія написаны прямо погречески, и пр.—Греческій языкъ LXX-ти допускаетъ въ греческомъ синтаксис значительную свободу, но везд у нихъ—на всемъ протяженіи—господствуетъ въ мысляхъ, стил и способ выраженія единообразіе, граничащее съ монотонностію. И когда близко ознакомишься съ этимъ особеннымъ греческимъ языкомъ, онъ производитъ глубокое впечатлніе совершенно необычное, происходящее изъ самой его природы.—Однако на первый разъ этотъ греческій языкъ LXX-ти по своей основ и форм долженъ быль представляться нсколько непонятнымъ—даже для литературнаго, образованнаго грека.