Читаем Библия бедных полностью

Доктор Дочкин. Пойдем, я куплю тебе.

Тонька. Мне не надо. Я не хочу в них ходить. Я хочу с них переться. И я их видела во сне.

Доктор Дочкин. Хочешь, мы их закажем по твоему описанию.

Тонька. Зачем мне валенки из сна? Я вообще не чувствую холода. Потому что я глупая. Я самая, наверно, глупая. В детстве порезалась и заметила, только когда весь рукав был в крови. Очень, очень глупая. Никто не парится, все что-то вытворяют, уезжают во Вьетнам и становятся там кем-то, живут совсем не так, как жили, а мы боимся потерять что-то ничтожно маленькое, чтобы, возможно, получить большое.

Доктор Дочкин. А я тебе объясню. Вот идет операция. Я ассистирую. А санитарка пересчитывает кровавые тряпки. Потом я буду оперировать. А другой ассистировать. А санитарка пересчитывать кровавые тряпки. Потом опять. Какое большое? Какое маленькое? О чем ты говоришь, если жизнь?

Тонька. Давай куда-нибудь укатимся, куда-нибудь укати меня. Доктор, укати же меня куда-нибудь.

Доктор Дочкин. Скажите, пожалуйста, можно мне вторую такую же?

Капитан Кошкин. Что вам вторую?

Доктор Дочкин. Можно мне вторую девушку?

Капитан Кошкин. Плохо с вашей Антониной?

Доктор Дочкин. Да нет, мне не любить… Мне резать. Просто вот вы мне дали денег, у меня повысился уровень жизни и появились новые потребности… цветы, ем чаще. И так далее. А вы все равно собираетесь расширять дело.

Капитан Кошкин. Я позову вас, когда будет надо.

Доктор Дочкин. А будет надо?

Капитан Кошкин. Надо – будет.

Тонька. Укати…

Доктор Дочкин. Музыка! Музыка!

9.

Гоголь. Вы мне не нравитесь. У вас что-то не то с лицом.

Капитан Кошкин. А у вас?

Гоголь. Мое – благороднейшее и древнейшее из лиц: дырки, вырезанные в картонке. Сквозь них и плачу.

Капитан Кошкин. Живете в трухе и несовершенстве, а могли бы изменить все к лучшему, сраную скамейку у дверей поставить, что-нибудь возвести или посадить – вот я, вот нож, вот бинт, вот рабочее место, поехали.

Гоголь. И все-таки вы мне не нравитесь. Какие-то пятна у вас, лоскутки.

Капитан Кошкин. Конкуренция. Кит выжил, слон вымер, потому что кит бодр, а слон слаб. Вы слон. Вы все слоны.

Гоголь. Да они же еще живы.

Капитан Кошкин. Вымрут.

Гоголь. А я вот сейчас все допью, закрою глаза, открою глаза, и все станет заново. Я же великий русский драматург, вы слышали? Я могу все это переписать закрытием век. И вас вообще не будет, и никто вообще не будет использовать людей как штуки. Никто.

Капитан Кошкин. Никто уж ничего не перепишет. Все есть как есть и будет как будет – и кто-то родился с ножом, а кто-то под ножом. И прямо сейчас одну попрыгунью с жутким детским шрамом на руке, прямо сейчас ее слегка ударят по затылку и увезут во тьму, и так уж вышло, что никто не успеет ее предупредить.

Гоголь. Понял, почему вы мне не нравитесь. У вас черви из глаз валятся.

Капитан Кошкин. Уйди, алкоголик.

Гоголь. Я-то уйду. Но водка меня согреет. Звездочки скажут «пока-пока». А вам ничего не скажут звездочки. И не укроет снежок, как нас укрыл, и останетесь один на белом свете.


Хор

Естьу меняврагонптицас клювом и ногами такойврагон птицаонтетерев дятел сокол индюк дураконважная птицапоцелуй его под хвостомон нашел человека-ягодуи склевал его под кустом.

10.

Тонька. Как тебя зовут?

Люся. Люся.

Тонька. Тонька. Где мы?

Люся. В доме совсем без окон. Тонька. Я уже забыла, что у людей имена. Тут не зовут по имени. А меня Люся.

Тонька. Чего ждем?

Люся. Скоро придет хозяин и скажет, что мы нищенки.

Тонька. Какой такой хозяин? Не бывает никаких таких хозяев.

Люся. Потом объяснит, как заставить людей плакать. Он каждый день приходит. Добрый, учит всему.

Тонька. Не люблю я добрых. Я сама добрая.

Люся. Я уже выходила пару раз. Все хорошо. Меня жалеют. Я же настоящий инвалид. Но оказалось нагноение. Скоро придет доктор с ножом в руке и отрежет тебе ногу. А мне намажет мазью и уколет в жопу от микробов. Мы будем зарабатывать деньги. Это больно, но хозяин говорит, что это только сначала больно.

Тонька. Не бывает никакого такого больно.

Люся. Как это? А что ж бывает?

Тонька. Утки. Валенки. Водка. Снег. Его можно есть. Но лучше не надо. А боли нет. И хозяев никаких таких нет.

Капитан Кошкин. Здравствуйте девочки.

Люся. Здравствуйте, хозяин.

Капитан Кошкин. Меня зовут капитан Кошкин. А тебя Антонина. Это я знаю. Ты будешь моя новая нищенка.

Тонька. Палец пососи.

Капитан Кошкин. Ты слишком громкая для женщины, привязанной к кровати.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ангедония. Проект Данишевского

Украинский дневник
Украинский дневник

Специальный корреспондент «Коммерсанта» Илья Барабанов — один из немногих российских журналистов, который последние два года освещал войну на востоке Украины по обе линии фронта. Там ему помог опыт, полученный во время работы на Северном Кавказе, на войне в Южной Осетии в 2008 году, на революциях в Египте, Киргизии и Молдавии. Лауреат премий Peter Mackler Award-2010 (США), присуждаемой международной организацией «Репортеры без границ», и Союза журналистов России «За журналистские расследования» (2010 г.).«Украинский дневник» — это не аналитическая попытка осмыслить военный конфликт, происходящий на востоке Украины, а сборник репортажей и зарисовок непосредственного свидетеля этих событий. В этой книге почти нет оценок, но есть рассказ о людях, которые вольно или невольно оказались участниками этой страшной войны.Революция на Майдане, события в Крыму, война на Донбассе — все это время автор этой книги находился на Украине и был свидетелем трагедий, которую еще несколько лет назад вряд ли кто-то мог вообразить.

Александр Александрович Кравченко , Илья Алексеевич Барабанов

Публицистика / Книги о войне / Документальное
58-я. Неизъятое
58-я. Неизъятое

Герои этой книги — люди, которые были в ГУЛАГе, том, сталинском, которым мы все сейчас друг друга пугаем. Одни из них сидели там по политической 58-й статье («Антисоветская агитация»). Другие там работали — охраняли, лечили, конвоировали.Среди наших героев есть пианистка, которую посадили в день начала войны за «исполнение фашистского гимна» (это был Бах), и художник, осужденный за «попытку прорыть тоннель из Ленинграда под мавзолей Ленина». Есть профессора МГУ, выедающие перловую крупу из чужого дерьма, и инструктор служебного пса по кличке Сынок, который учил его ловить людей и подавать лапу. Есть девушки, накручивающие волосы на папильотки, чтобы ночью вылезти через колючую проволоку на свидание, и лагерная медсестра, уволенная за любовь к зэку. В этой книге вообще много любви. И смерти. Доходяг, объедающих грязь со стола в столовой, красоты музыки Чайковского в лагерном репродукторе, тяжести кусков урана на тачке, вкуса первого купленного на воле пряника. И боли, и света, и крови, и смеха, и страсти жить.

Анна Артемьева , Елена Львовна Рачева

Документальная литература
Зюльт
Зюльт

Станислав Белковский – один из самых известных политических аналитиков и публицистов постсоветского мира. В первом десятилетии XXI века он прославился как политтехнолог. Ему приписывали самые разные большие и весьма неоднозначные проекты – от дела ЮКОСа до «цветных» революций. В 2010-е гг. Белковский занял нишу околополитического шоумена, запомнившись сотрудничеством с телеканалом «Дождь», радиостанцией «Эхо Москвы», газетой «МК» и другими СМИ. А на новом жизненном этапе он решил сместиться в мир художественной литературы. Теперь он писатель.Но опять же главный предмет его литературного интереса – мифы и загадки нашей большой политики, современной и бывшей. «Зюльт» пытается раскопать сразу несколько исторических тайн. Это и последний роман генсека ЦК КПСС Леонида Брежнева. И секретная подоплека рокового советского вторжения в Афганистан в 1979 году. И семейно-политическая жизнь легендарного академика Андрея Сахарова. И еще что-то, о чем не всегда принято говорить вслух.

Станислав Александрович Белковский

Драматургия
Эхо Москвы. Непридуманная история
Эхо Москвы. Непридуманная история

Эхо Москвы – одна из самых популярных и любимых радиостанций москвичей. В течение 25-ти лет ежедневные эфиры формируют информационную картину более двух миллионов человек, а журналисты радиостанции – является одними из самых интересных и востребованных медиа-персонажей современности.В книгу вошли воспоминания главного редактора (Венедиктова) о том, с чего все началось, как продолжалось, и чем «все это» является сегодня; рассказ Сергея Алексашенко о том, чем является «Эхо» изнутри; Ирины Баблоян – почему попав на работу в «Эхо», остаешься там до конца. Множество интересных деталей, мелочей, нюансов «с другой стороны» от главных журналистов радиостанции и секреты их успеха – из первых рук.

Леся Рябцева

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза