Библия: что было «на самом деле»?

В середине XX в. историк Мартин Нот создает по классической модели свой фундаментальный труд «История Древнего Израиля»[40]. А Роллан де Во, вполне в духе школы «Анналов», пишет объемное исследование «Институты Ветхого Завета» (более известно расширенное название английской версии «Древний Израиль: его жизнь и институты»[41]). Сами названия предполагают, что науке известно если не все, то достаточно много о жизни этого общества.

Однако уже через пару десятилетий работы на ту же тему включают в свои названия английское search «поиск» или даже слово quest, подразумевающее не просто исследование, но поиск чего-то хорошо запрятанного, что может так и остаться ненайденным. Древний Израиль – не данность, а скорее задача для такого квеста[42]. Подобного рода работы выходят до сих пор.

В 1990-е появляется сборник с полемическим названием «Может ли быть написана история Израиля»[43] – сомнению подвергается не столько конкретная реконструкция, сколько возможность реконструкции как таковой. По сути, это манифест минимализма, о котором уже говорилось в разделе 1.4. «Что такое библеистика» и будет еще сказано ниже. Одновременно появляются и ответы на эти манифесты, прежде всего книги более консервативного археолога Уильяма Дивера и Джеймса Барра[44].

В новом тысячелетии тот же самый вопрос перестает звучать как сильное риторическое отрицание, он становится скорее научной проблемой и предметом для диалога. В 2007 г. выходит книга Лестера Грабба «Древний Израиль: Что мы знаем и откуда мы это знаем?»[45]. Само название показывает, что речь идет об определении методологии и, что особенно важно, границ научного поиска. Одновременно два ведущих израильских археолога, Исраэль Финкельштейн и Амихай Мазар, недавно опубликовали книгу под названием «Поиск исторического Израиля: обсуждая археологию и историю раннего Израиля»[46] – это запись лекций, прочитанных в 2005 г. в Детройте. Сама возможность создать такую реконструкцию становится предметом диалога, причем достаточно сложного и многопланового.

Дело прежде всего в том, что тексты, образы и сюжеты Библии продолжают восприниматься в настоящее время как актуальные и смыслообразующие для представителей трех авраамических религий. В то же время эта тематика активно исследуется учеными разных специализаций, и граница между религией и наукой в данном случае все более условна – мы наблюдаем это в России в связи с введением теологии в номенклатуру научных специальностей, но сходные процессы протекают и во многих других странах мира.

Границы между «сферами ответственности» религии и науки, разница в их целях, методах и языках описания несколько десятилетий назад выглядели куда более понятными и четкими, нежели сегодня. И если часть религиозного сообщества стремится к тому, чтобы быть принятыми в научном мире на равных (признание ученых степеней по теологии и проч.), то, в свою очередь, у научного сообщества возникает необходимость выработки строго научного языка описания традиционных религиозных текстов, который в то же время не воспринимался бы верующими как враждебный.

Главное своеобразие библейского материала заключается в том, что эти тексты собраны, а возможно, и изначально создавались как Священное Писание некоторой религиозной общины и именно в таком качестве сохранялись и передавались вплоть до наших дней. Поэтому любые выводы, сделанные в отношении этого материала, оказываются особенно значимыми для немалого количества людей, причем это может касаться наиболее уязвимых сторон их жизни.

Работы, которые стараются идти по среднему пути и учитывают при этом состояние современной мировой науки, пока что крайне немногочисленны. Хорошим примером служат последние труды И. Р. Тантлевского, выдержанные в духе разумного консерватизма[47]. При этом стоит отметить, что методологическим вопросам здесь уделяется крайне мало внимания и в двух упомянутых трудах[48], которые в значительной мере повторяют друг друга, эти вопросы вынесены в приложение.

Еще один хороший пример – труд Игоря Павловича Липовского, который предлагает свое прочтение истории древних Израиля и Иудеи в соответствии с последними тенденциями историографии Древнего Ближнего Востока: Израиль и Иуда – два разных народа, каждый со своей историей[49]. В книге Липовского методологические вопросы практически не обсуждаются.

Нельзя при этом не заметить, что и Тантлевский, и Липовский с самого начала предлагают определенную модель и в дальнейшем ищут ей подтверждения. Для Тантлевского задача состоит в том, чтобы согласовать библейское повествование со всеми доступными данными. Задача Липовского скорее противоположна: она заключается в том, чтобы опровергнуть ключевой для Библии тезис об изначальном единстве израильского народа, включавшем Иуду как одно из племен (колен).