Библия и мировая культура

И отошел Противоречащий от лица Господа, и поразил Иова злыми язвами от подошвы стопы его по самое темя его. И взял Иов черепок, чтобы соскребать с себя гной, и сел среди пепла» (Иов 2:7–8) [567].

В этом месте Септуагинта добавляет слова, быть может, имевшиеся первоначально в оригинале, ведь этот перевод был осуществлен еще до окончательной кодификации канона: «…и сел среди пепла вне города». Это еще раз косвенно подтверждает характер болезни, поразившей Иова, — проказа. Согласно законам Торы, прокаженные должны были жить за станом (Лев 13:46), т. е. вне стен города. Проказа в качестве испытания выбрана не случайно. Во-первых, это перспектива медленной и мучительной смерти, это ежедневные и ежечасные страдания, всю тяжесть которых можно нести очень длительное время, так что у человека будет возможность все передумать и осмыслить. Во-вторых, — и это самое главное, — она является знаком отверженности и Божьей немилости. Утрата внешнего благообразия, отвратительные язвы, из которых бесконечно стекает гной, соскребаемый черепком, — это зримое отражение внутренней ущербности. Именно это и является самым невыносимым для Иова, именно это не укладывается в его сознании: почему Господь отвернулся от него?

Пока, однако, в начале этого страшного испытания, Иов верен себе и тверд в своей вере в Бога как источник справедливости:

И говорила ему жена его:
«Ты все еще тверд в простоте твоей?
Похули Бога — и умри!»

Но он сказал ей:

«Словно одна из безумных жен, так молвила ты!
Приемлем мы от Бога добро — ужели не примем от Него зло?»

(Иов 2:9–10

) [567]

О беде Иова прослышали три его друга-мудреца — Элифаз из Темана (Елифаз Феманитянин), Бильдад (Билдад) из Шуаха (Вилдад Савхеянин) и Цофар из Наамы (Софар Наамитянин). Показательно, что друзья Иова происходят из областей, входивших, как и Уц, в состав Эдома или сопредельные с ним районы Северной Аравии; о мудрости эдомитян упоминает пророк Иеремия (Иер 49:7). Таким образом, согласно логике текста, мудрейшие из мудрых направились к Иову, чтобы утешить его, а также, возможно, объяснить его несчастья: «И когда они издали подняли глаза свои, они не узнали его. Тогда возвысили они глас свой, и возрыдали, и разодрал каждый ризу свою, и метали они прах на главы свои, к небу. // И сидели они при нем на земле семь дней и семь ночей; и никто не говорил ему ни слова, ибо видели они, что скорбь его весьма велика» (Иов 2:12–13) [567]. Поведение друзей Иова очень напоминает исполнение похоронного обряда в иудейской традиции (в день похорон родственники обязаны в молчании сидеть возле покойного, а после погребения молиться семь дней и ночей, не выходя из дому; раздирание одежд и посыпание прахом голов — также типичное выражение траура на Востоке). Итак, друзья уже заживо похоронили Иова, они уверены в его обреченности. Вот это, вероятно, и производит особое, психологически очень понятное и достоверное воздействие на героя.

В душе Иова наступает перелом: отчаяние захлестывает его, и он проклинает данную ему Богом жизнь, день, в который рожден он, и даже ночь, в которую он был зачат:

«После этого отверз Иов уста свои и проклял день свой. И начал Иов, и сказал:

«Да сгинет день, в который рожден я,
и ночь, что сказала: зачат муж!
День тот — да будет он тьма,
Бог с высот да не взыщет его,
да не сияет ему свет!
Смертная тень да емлет его,
да обложит его мгла,
затмение да ужаснет!
Ночь та — да обладает ею мрак,
да не причтется она к дням годовым,
в месячный круг да не войдет!
Ночь та — да будет неплодна она,
да не звучит в ней веселья клик!»»

(Иов 3:1–7

) [567–568]

С этого момента повествование достигает необычайной психологической напряженности и остроты и облекается в драматизованную поэтическую форму (проза окончательно отступает, оставаясь только на уровне коротких ремарок): перед нами страстные и философски очень глубокие лирические монологи Иова и его друзей, пытающихся осмыслить происходящее. Неслучайно поэтому именно здесь поэтическая речь достигает особенно высокого уровня организации, насыщается сложнейшими метафорами, смелыми уподоблениями и параллелизмами. Каждый стих (поэтическая строка) строится на ритмическом равновесии, создаваемом равным количеством ударений в полустишии, а также на равновесии мысли (parallelismus membrorum): второе полустишие повторяет или варьирует мысль, выраженную в первой половине стиха: