Библия и мировая культура

Эту мысль высказывают и друзья Иова, но то, что они принимают как должное, со спокойным сердцем, вызывает в душе Иова страшные противоречия, открывшиеся ему через его личное страдание. Он подчеркивает, что ему известно все, о чем говорят его друзья-мудрецы: «…что знаете вы, знаю и я // и не отстал от вас ни на пядь!» (Иов 13:2) [581]. Но он не может смириться с этим знанием: «Жалобу Крепкому хочу принесть / и с Богом спорить о праве моем…» (Иов 13:3) [581]. Жестокое знание, терзающее его, — знание очевидной неправедности бытия, которая допущена Богом:

Да, все едино, говорю я:
простец иль злодей — обоим казнь!
Когда убивает Его бич,
ужасу невинных смеется Он.
Предал Он землю во власть злых,
завесил лица судей земли;
а если не Он, кто еще?

(Иов 9:22–24

) [577]

Задан самый тяжкий, самый роковой, самый неразрешимый вопрос — главный вопрос теодицеи, на который человечество тысячелетиями пытается получить ответ: почему в мире, где действует Промысел Божий, гибнут праведные и невинные? «…а если не Он, кто еще?» Почему Господь не вмешается и не прекратит произвол? Ведь очевидно, что в этом мире грешник и злодей часто процветает, а на долю праведника выпадает страдание, но могила уравнивает их обоих:

К чему злые остаются жить,
достигают старости в расцвете сил?
Их дети устроены пред лицом их,
и на глазах у них цветет их побег;
в безопасности от бед их дома,
и Божьего бича на них нет!
<…> Один умирает в полноте своей,
всем доволен и примирен;
полны млеком сосуды его
и кости мозгом напоены.
А другой умирает, удручен душой,
ничего доброго не вкусив;
они вместе будут лежать в земле,
и покров из червей покроет их.

(Иов 21:7–9, 23–26

) [593–594]

Иов переживает примерно то же, что многие столетия спустя будет переживать шекспировский Лир: собственные боль и страдания заставили героев иначе взглянуть на этот мир и пережить страшное потрясение при виде бедствий людей, увидеть бьющую в глаза несправедливость. Только в отличие от короля Лира Иов и раньше знал, что такое жалость, милосердие и сострадание, но именно теперь перед его потрясенным взором открывается бездна страданий, тотальная социальная несправедливость:

Злые люди сдвигают межи,
угоняют скот и пасут у себя;
у сирот уводят осла,
у вдовы отнимают вола в залог;
сталкивают с дороги бедняка,
должны скрываться все страдальцы земли!
Вот, как онагры, они в пустошь идут,
в степи ищут себе и детям корм;
не на своем поле жнут они,
собирают у злого виноград.
Нагими, без покрова ночуют они,
и нет им одежды в холода;
под дождями мокнут они в горах,
к скале прижимаются, ища приют.

(Иов 24:2–8)

[597]

Эти сетования Иова отзовутся в горьких словах Лира: «Бездомные, нагие горемыки, / Где вы сейчас? Чем отразите вы / Удары этой лютой непогоды, / В лохмотьях, с непокрытой головой / И тощим брюхом? / Как я мало думал / Об этом прежде!» (перевод Б. Пастернака).

Казалось бы, весь ход мыслей Иова, все, что происходит в его душе, должно привести его к отказу от Бога, к неверию. Однако Иов не отказывается от веры в справедливость и всемогущество Бога. И напрасно Билдад из Шуаха напоминает ему о мощи и совершенстве Бога, о слабости перед Ним человека («Вот, луна и та несветла, / и звезды нечисты в Его очах; / тем более муж — червь, / и сын человеческий — моль!» — Иов 25:5–6 [599]). Иов и сам знает это, он не меньше уверен в том, что Бог — основа мира, сила и свет, источник справедливости:

Он подвиг пучину мощью Своей,
растерзал Рахав мыслью Своей!
Его дыханье небеса яснит,
и Змия сражает Его рука!
Вот, все это — лишь край Его путей;
дошел ли до нас шепот о Нем?
А гром Его мощи для кого постижим?

(Иов 26:12–14

) [600]