Библия и мировая культура

Возражая на аргументы своих друзей (их диалог построен по принципу троичности: речь Иова — ответ Элифаза; речь Иова — ответ Билдада; речь Иова — ответ Цофара; этот круг повторяется три раза), побуждающих его отыскать какой-то свой грех, какую-то вину, Иов наконец в формах судебной присяги клянется в своей невиновности, в том, что он во всем соблюдал Божьи законы и не уклонялся от заповедей Его. Каждая часть этой заключительной (как заключительное слово в суде) речи Иова вводится условной формулой «Если…»: «Если ходил я с людьми лжи…»; «Если к женщине сердце мое влеклось…»; «Если попрал я право моего раба…»; «Если отказывал я нищим в желанье их, / если печалил глаза вдовы; / если кус мой я съедал один / и не ел от него со мной сирота…»; «Если в злате полагал я надежду мою…»; «Если рад был я гибели врага моего…»; «…если грех мой я скрывал, как Адам, / прятал в груди моей порок…» (Иов 31:5, 7, 9, 13, 16–17, 24, 29, 33) [606–607] и т. д. Заявляя о своей полной невиновности, Иов тем самым вызывает на суд Самого Бога, ибо никто, кроме Него, не сможет дать ответ на все его трагические недоумения: «…о пусть бы выслушал кто меня! / Вот жалоба моя! О Крепкий, ответь!» (Иов 31:35) [607].

Таким образом, логика текста подводит нас к тому, что слово вскоре возьмет Сам Господь. Но пока в спор вступает молодой Элиѓу (Елиуй; в переводе С.С. Аверинцева — Элиу), сын Барах-Эля (Варахиила), который до сих пор почтительно молчал, слушая различные доводы и аргументы спорящих, «ибо они были старее летами, чем он» (Иов 32:4) [608]. Когда же в растерянности замолчали мудрецы, Элиѓу не выдержал:

Я думал: пусть возраст говорит
и о мудрости учит преклонный век!
Но нет! Действующий в человеке Дух,
вдохновенье от Крепкого дает ум:
мудры вовсе не те, кто дряхл,
и правду разумеют не старики.

(Иов 32:7–9

) [608]

Элиѓу подчеркивает, что иногда взгляд мудрости зашорен, закован в каноны, а нужен какой-то иной ракурс, иной взгляд на вещи; мудрость же не достигается только летами, но усилием духа и Божественным озарением. Элиѓу высказывает очень важную не только в контексте Книги Иова, но и в контексте всей последующей культуры мысль о спасительной силе страдания: возможно, страдание нужно воспринимать не как наказание, а как очищение, как прояснение внутреннего зрения и обострение внутреннего слуха, необходимое для врачевания только Богу ведомых тайных недугов человеческой души: «Страданием страдальца спасает Он / и в утеснении отверзает людям слух…» (Иов 36:15) [615]. Действительно, пережитое страдание уже заставило Иова по-иному взглянуть на мир, увидеть в нем то, чего он раньше не замечал. Элиѓу говорит о величии и непостижимости Бога. Предчувствуя Его появление, он прославляет Его мощь в образах природных стихий:

Да, от этого сердце мое дрожит
и прыгает с места своего прочь:
прислушайтесь, как гремит Его глас,
из уст Его извергается гул!
По всему небу — Его раскат,
и молнии — до самых концов земли.
За молнией — гром, величия глас:
не приглушит Он гром, дает внять.
<…> От севера близится златой блеск;
страшна слава, что являет Бог!
Крепкий! нам не постигнуть Его:
и в силе и в правде Он велик,
благостью богат, не гнетет никого.

(Иов 37:3–4, 22–23

) [616]

Грозные и величественные образы могучей, неукротимой природы предваряют явление Бога, Который говорит с Иовом из бури, голосом самой стихии. Казалось бы, Он должен дать наконец-то ответ на все трагические недоумения и вопросы Иова, но вместо этого Господь обрушивает на его голову новые и новые вопросы, причем такие, на которые явно не может ответить простой смертный: