И еще я увидел все угнетение, творимое под солнцем:Вот слезы угнетенных, — а утешителя нет им,А в руке угнетателей их — сила, и утешителя нет им!(Еккл 4:1) [48]Есть многое, что в глазах Коѓэлета подтверждает очевидную абсурдность мира:
Всякое я видел в мои тщетные дни:Есть праведник, гибнущий в праведности своей,И есть нечестивец, долговечный в своих злодеяньях.(Еккл 7:15) [55]Скепсис Коѓэлета тотален: он завидует мертвым, а еще больше — тем, «кто совсем не жил, / Кто не видел злого дела, что творится под солнцем» (Еккл 4:3
) [48]. Тоска его — от потери осмысленности мира. Как справедливо отмечает С.С. Аверинцев, «скепсис Книги Проповедующего в собрании есть именно иудейский, а отнюдь не эллинский скепсис; автор книги мучительно сомневается, а значит, остро нуждается не в мировой гармонии, но в мировом смысле. Его тоска — как бы подтверждение от противного той идеи поступательного, целесообразного движения, которая так важна и характерна для древнееврейской литературы в целом. Постольку он остается верным ее духу»[405].В чем же обрести опору человеку в этом бренном и повторяющемся мире, где все абсурдно, где все — тщета? Быть может, следует помнить, что наше знание о мире всегда относительно. Экклесиаст утверждает таинственность и непознаваемость мира. Чем больше человек его познает, тем больше перед ним тайн и загадок. Именно поэтому знание — горький удел человека:
Сам себе промолвил я так:Вот я мудрость свою умножил более всех,Кто был до меня над Иерусалимом,И много видело сердце мое и мудрости, и знанья.И предал я сердце тому, чтобы мудрость познать,Но познать и безумье, и глупость, —Я узнал, что и это — пустое томленье.Ибо от многой мудрости много скорби,И умножающий знанье печаль умножает.(Еккл 1:16–18) [43]««Во многом знании — немалая печаль», — / Так говорил творец Экклесиаста. / Я вовсе не мудрец, но почему так часто / Мне жаль весь мир и человека жаль», — так откликается древнему мудрецу поэт ХХ в. — Николай Заболоцкий. «Умножающий знанье печаль умножает» — одна из самых великих и горьких мыслей, высказанных Коѓэлетом. Знание о мире — грозное знание, но человек, с тех пор как он вкусил известный плод, сделал свой выбор и ступил на стезю познания, не может отказаться от последнего, а значит — вынужден познавать не только добро, но и зло, а значит — не может закрыться от страданий, существующих в мире, а значит — от сострадания:
Лучше скорбь, чем смех, ибо с худым лицом добреет сердце, —Сердце мудрых в доме плача, а сердце глупых в доме веселья.(Еккл 7:3–4) [54]С идеей принципиальной непознаваемости мира (точнее, обреченности человека на бесконечное познание) связана и типичная для библейской традиции идея — идея неизъяснимости Бога, неисповедимости Его путей и решений (эта же мысль с большой силой выражена в Книге Иова). Поэтому многое не дано постичь человеку: «Посмотри на деяния Бога, / Ибо кто может расправить, что Он искривил?» (Еккл 7:13
) [54]. Или еще: «Точно так, как не знаешь ты, откуда стало дыханье / И кости откуда в беременной утробе, / Так не знаешь ты дел Бога, создающего все» (Еккл 11:5) [63]. И именно это ощущение великой тайны Божественного бытия — тайны, в которой скрыта некая непостижная для смертного закономерность, — рождает знаменитые строки: