Библия и мировая культура

Еще одна эпоха, которая заново открывает Книгу Экклесиаста, — трагическая переломная эпоха конца XIX — начала ХХ в. Показательно, что именно в это время над страницами Экклесиаста размышляет Л.Н. Толтой в своей «Исповеди», к нему часто обращаются А.П. Чехов (рассказ «Огни», фрагмент ненаписанной пьесы «Соломон»), И.А. Бунин (рассказ «Ночь»). Именно в это время многие русские поэты создают вариации на темы Экклесиаста: Н.М. Минский, К.Н. Льдов, К.Д. Бальмонт, А.А. Блок, Эллис, Г.А. Шенгели. В целом же в русской поэзии «освоение» Экклесиаста началось еще с Н.М. Карамзина, с его поэмы «Опытная Соломонова мудрость, или Мысли, выбранные из Екклесиаста» (1796). Отзвуки размышлениям Экклесиаста звучат в стихотворениях В.А. Жуковского «Человек» («Ничтожный человек! что жизнь твоя? — Мгновенье…»), К.Н. Батюшкова «Ты знаешь, что изрек…», А.С. Пушкина «Я пережил свои желанья…», М.Ю. Лермонтова «Кладбище», «Смерть», И.С. Никитина «С тех пор как мир наш необъятный…», А.А. Фета «Не тем, Господь, могуч, непостижим…» и др. Эта традиция продолжилась и во второй половине ХХ в., продолжается и сейчас. Целостное переложение Экклесиаста, удивительно сочетающее точность передачи мысли древнего мудреца (или ее бережную реконструкцию) и классически-звучную форму русского стиха, создал известный переводчик и поэт Г. Плисецкий:

Сказал Екклезиаст: все — суета сует!
Все временно, все смертно в человеке.
От всех трудов под солнцем проку нет.
И лишь Земля незыблема вовеки.
Проходит род — и вновь приходит род,
Круговращенью следуя в природе.
Закатом заменяется восход.
Глядишь: и снова солнце на восходе!
И ветер, обошедший все края,
То налетавший с севера, то с юга,
На круги возвращается своя.
Нет выхода из замкнутого круга…
…Что было прежде — то и будет впредь,
А то, что было, — человек забудет,
Покуда существует эта твердь,
Вовек под солнцем нового не будет.
Мне говорят: «Смотри, Екклезиаст:
Вот — новое!» Но то, что нынче ново,
В веках минувших тыщу раз до нас
Уже случалось — и случится снова.
Нет памяти о прошлом. Суждено
Всему, что было, полное забвенье.
И точно так же будет лишено
Воспоминаний ваше поколенье.

Свои «Комментарии к Экклесиасту», в которых трагифарсовая, чудовищно-фантасмагорическая реальность встречается с собственными библейскими истоками, пишет современный белорусский поэт К. Михеев:

Всеми порами кожи воздух вдыхая горький,
мзду воздаянья вселенная клянчит гнусаво.
Благословенны сыны и дщери конвейерной сборки
и чечевичная сыпь на пластмассовой плоти Исава!

В жирной неоновой тьме, в клочьях кровавого пара

Проснись на мясном прилавке средь туш посинелых и вспомни
однообразный мир: тюрьмы, дворцы, лупанары,
соборы и автобаны, дансинги и каменоломни.

Вложен кремневый нож в трясущиеся ладони,

Занесено острие над жилистой шеей тощей,
Но, продолжая распад, вяло лучится плутоний,
Осеменяя пласты сырой дилювической толщи.

Мимоидущий глядит на тебя, знать не желая, кто ты;

в джазе угарном солируют трубы Иерихона;
годы струятся сквозь нас вязко, как нечистоты;
имя Бога гремит в мембране мобильного телефона.

Все повторится опять — от Евы, от Мафусаила:

плод не насытит уста, грудь не извергнет млеко,
лоно женщины снова примет тебя, как могила.
Червь, извиваясь на чреве, влачится тропой человека.