Библия и мировая культура

Сей семена с утра и рук до вечера не покладай,
Ибо ты не знаешь, что удастся — то или это,
Или то и другое равно хорошо.
И сладок свет, и благо очам — видеть солнце,
Ибо если много дней человек проживет,
То да радуется каждому из них —
И помнит о днях темноты, ибо тех будет больше:
Все, что наступит, — тщета.
Радуйся, юноша, молодости своей,
И в дни юности твоей да будет сердцу благо;
Иди по путям, куда влечет тебя сердце…

(Еккл 11:6–9

) [63–64]

И напоминание, целиком возвращающее великого скептика в лоно традиции, на стезю осмысленности мира: «И о своем Создателе помни с юных дней…» (Еккл 12:1) [64]. Через дерзновенное сомнение и, казалось бы, тотальный скепсис Коѓэлет утверждает необходимость веры и свободу воли, данную человеку, финал которого предопределен. Финал — но не сам путь:

И распустятся цветы миндаля,
И наестся саранча,
И осыплется каперс желанья.
Ибо уходит человек в свой вечный дом,
И наемные плакальщики по улице кружат.
До поры, как порвется серебряный шнур,
И расколется золотая чаша,
И разобьется кувшин у ключа,
И сломается ворот у колодца.

И да вернется прах в землю — как и был,

А дыхание возвратится к Богу, который его дал.
Суета сует, — сказал Проповедующий в собрании, — все суета.

(Еккл 12:5–8

) [65]

Загадочная поэма о тайнах жизни и смерти, об уделе человеческом привлекала и привлекает внимание многих мыслителей и поэтов. Существуют многочисленные попытки поэтического переложения Коѓэлета на другие языки и еще более многочисленные поэтические вариации на темы Коѓэлета. Особенно обостряется интерес к этой поэме в трудные, переломные эпохи, эпохи шатаний и потрясений, что подтверждает, например, огромный интерес к этой библейской книге поэтов трагического XVII века — эпохи барокко. Экклесиаст становится для поэтов барокко своего рода метатекстом, порождающим новые тексты, и одновременно интертекстом, пронизывающим их размышления о вечности и времени, о месте человека в мире[406]. Особенно показательна в этом отношении лирика великого немецкого поэта XVII в. А. Грифиуса, многие стихотворения которого кажутся комментариями на полях Экклесиаста:

Куда ни кинешь взор — все, все на свете бренно.
Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов.
Поля раскинутся на месте городов,
Где будут пастухи пасти стада смиренно.

Ах, самый пышный цвет завянет непременно.

Шум жизни сменится молчанием гробов.
И мрамор и металл сметет поток годов.
Счастливых ждет беда… Все так обыкновенно!

Пройдут, что сон пустой, победа, торжество:

Ведь слабый человек не может ничего
Слепой игре времен сам противопоставить.

Мир — это пыль и прах, мир — пепел на ветру.

Все бренно на земле. Я знаю, что умру.
Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!

(Перевод Л. Гинзбурга

)[407]