Библия и мировая культура

Итак, когда голод поразил землю Израиля, некий человек по имени Элимелех (Елимелех) ушел со своим семейством — с женой Наоми (Ное-минью), сыновьями Махлоном и Кильоном (Хилеоном) — из Бет-Лэхема (Вифлеема) Иудейского жить на поля Моава — государства в Заиорданье (евреи и моавитяне легко понимали друг друга, так как моавитский язык был очень близок ивриту). Вскоре умирает глава семейства, а его сыновья женятся на двух девушках-моавитянках — Орпе (Орфе) и Рут. Но умирают и сыновья, и Наоми остается с двумя невестками. Узнав, что кончился голод в Иудее — «вспомнил Господь о народе Своем и дал ему хлеб» (Руфь 1:6), — Наоми решает отправиться на родину. С нею отправились и невестки, по долгу своему обязанные заботиться о свекрови. Но, любя и жалея их, Наоми сказала: «Ступайте, возвратитесь каждая в дом матери своей! Да окажет вам милость Господь, как оказывали вы ее умершим и мне. // Пусть воздаст вам Господь, чтобы обрели вы покой, каждая в доме мужа своего» (Руфь 1:8–9). Но невестки со слезами на глазах отказываются покинуть свекровь, которую полюбили, как и своих мужей. Наоми ласково и с иронией уговаривает их: «Вернитесь, дочери мои, зачем вам идти со мной? Разве есть еще сыновья во чреве моем, что стали бы вам мужьями? //…Даже если бы я сказала себе: есть у меня еще надежда, — и еще нынче же ночью была бы я с мужем и родила бы сыновей, // Разве станете вы дожидаться, пока они вырастут?» (Руфь 1:11–13). Наоми намекает на закон левиратного брака, или левирата (от лат. слова со значением «деверь»), долго державшийся в иудейской традиции: если вдова оставалась бездетной, ближайший родственник мужа должен был позаботиться о ней, чтобы у нее родился ребенок и не изгладилось из памяти людей имя умершего (ребенок считался его законным наследником); кроме того, так охранялись права вдовы, которая в отличие от обычаев других патриархальных народов не отправлялась в родительский дом, но оставалась в новой семье и имела вместе с ребенком право наследования части общего имущества.

Орпа соглашается с доводами свекрови и отправляется в отчий дом, но Рут, несмотря на все уговоры, отказалась покинуть Наоми. Ответ ее дан стихами на фоне прозы, и это подчеркивает эмоциональную и психологическую напряженность момента:

— Не проси покинуть тебя
и уйти назад от тебя!
Куда ты пойдешь —
туда и я пойду,
где ты заночуешь —
там и я заночую.
Твой народ — мой народ,
и твой Бог — мой Бог.
Где ты умрешь,
там и я умру,
и там похоронена буду.

(Руфь 1:16–17

)

Формула «твой Бог — мой Бог» — своеобразная клятва бывшей язычницы Рут, которая начала свой «исход», свой путь к Единому Богу, и толчком к этому пути стала ее горячая любовь к мужу и его семье.

Наоми и Рут приходят в Бет-Лэхем к началу жатвы ячменя, и поэтому, чтобы прокормиться ей и свекрови, Рут вынуждена наниматься на работу к богатым людям и подбирать на стерне колосья и снопы, по закону Моисееву обязательно оставляемые для нищих, вдов, сирот, пришельцев. Судьба сводит ее с добрым человеком — Боазом (Воозом), дальним родственником Элимелеха. Боаз ласково разговаривает с работающей на его поле моавитянкой, ибо много уже слышал об удивительных душевных качествах этой женщины: «Много рассказывали мне обо всем, что сделала ты для свекрови после смерти твоего мужа: что оставила ты отца, и мать, и родную землю и пошла к народу, которого не знала ни вчера, ни третьего дня. // Да воздаст тебе Господь за твой поступок, и да наградит тебя сполна Господь, Бог Израиля, за то, что пришла ты под Его крыла искать приюта» (Руфь 2:11–12). Уже здесь звучат слова, столь важные для понимания смысла повести, — о высокой награде, которой удостоится Рут за свой подвиг любви и терпения, за свой путь к истинному Богу.

Боаз разрешает Рут до конца жатвы работать на его поле и кормиться вместе с его людьми. Узнав о добром отношении Боаза к Рут, Наоми, которая, как о собственной дочери, заботится о невестке, советует ей нарядиться в лучшие одежды и лечь в изножье ложа Боаза, когда они останутся ночевать на гумне. Лаконично и психологически тонко нарисован в повести момент, когда вздрогнувший от испуга Боаз обнаруживает ночью лежащую у его ног женщину. «Кто ты?» — спросил он и услышал в ответ кроткое: «Я Рут, раба твоя!» (Руфь 3:9). Боаз, знавший истинную душу Рут, смог по-настоящему оценить ее искренний порыв: «…благослови тебя Господь, дочь моя! Эта твоя последняя милость еще лучше первой, ведь не пошла ты за юношами, ни за бедными, ни за богатыми. // Так вот, дочь моя, не бойся! Все, что скажешь, сделаю я для тебя, потому что все у ворот моего народа знают, что ты достойная женщина» (Руфь 3:10–11).