Библия и мировая культура

Это сформулировано чрезвычайно глубоко. Заметим, однако, что в Ветхом Завете нет и речи о «не-страдательности» Бога, Его «невозмутимости», равно как и об «атараксии» как главенствующем этическом принципе в мире людей. Наоборот: Танах впервые делает страдание и сострадание признаком Бога Живого: Бог страдает, видя неверность людей, обещавших Ему верность; страдает от недостатка или отсутствия любви; страдает и сострадает, видя страдания Своего народа. Бог кровно заинтересован в человеке, в человечестве, Он жаждет человеческой верности и любви и обещает Свою верность и любовь. Бог не может быть невозмутимым, равно как и подлинному человеку, в понимании Библии, надлежит волноваться и беспокоиться за все, что происходит вокруг, нести ответственность перед Богом и перед историей. Согласно мистической традиции, Бог изначально идет на страдания ради сотворяемого Им мира: Он «утесняет», «сжимает» Себя, чтобы дать место Своему творению.

Концепция страдания и жертвенности ради Спасения всего человечества становится центральной для христианства: Бог жертвует Собой, приносит в жертву Своего Сына — воплощенное Слово Божье. При этом Иисус проходит через предельные унижения и страдания как обычный человек, вовсе не защищенный пресловутой «невозмутимостью духа», в самые роковые часы совершенно не уповающий на помощь Отца Небесного. С.С. Аверинцев справедливо отмечает: «Христианский Богочеловек разделяет не только общие условия человеческого существования, но и специально самые неблагоприятные социальные условия. Будда приходит в мир в царском дворце, Христос рождается в стойле для скота, потому что для Его матери нет места в гостинице… Будда тихо и торжественно умирает, Христос претерпевает казнь. В своем качестве неправедно казненного Христос сопоставим с героем платоновской «Апологии Сократа» (это сравнение и проводят некоторые раннехристианские авторы); но если Сократ своим социальным статусом свободного афинского гражданина гарантирован от всякого унижающего насилия и его «красивая» смерть от чаши с цикутой излучает иллюзию преодоления смерти силой мысли, то Христос умирает «рабской» смертью на кресте после бичевания, пощечин и плевков. Мало того, схождение Бога в мир людей заходит так далеко, что Он даже внутри собственной души в решающую минуту лишен защищающей стоической невозмутимости и предан жестокому «борению» (Лук 22:44) со страхом смерти и тоской одиночества. Христа резко отличает от всех идеализированных мудрецов, мифологических героев и других типов сверхчеловека то, что Он не свободен от пытки страха; Ему приходится терзаться страхом до кровавого пота. Ужас Христа перед ожидающей Его участью вызывал особенно резкие отзывы языческих критиков христианства (Кельса), правильно усмотревших в этой черте психологию социально отверженного, лишенного всех общественных гарантий человека»[496].

Действительно, величайший парадокс христианской мысли состоит в том, что Бог, воплотившись в облике человека, разделяет все самые неблагоприятные условия человеческого существования, переживает во всей полноте боль, страдания, ужас смерти. Однако важно не только то, что Иисус оказывается в роли несправедливо обвиненного, беспредельно униженного и казненного, но и то, что Он идет на эту жертву совершенно сознательно и добровольно. Тем самым великая идея жертвенности, которая лежит в основе мироздания, пронизывает все бытие вообще и жизнь человека (неорганическая материя жертвует собой ради органической; растения жертвуют собой ради животных, животные — ради человека; родители, особенно мать, жертвуют собой ради ребенка; именно человеку дана способность сознательно жертвовать собой ради других, во имя своих идей, во имя веры, во имя Бога), получает новое осмысление и особое звучание. Богочеловек, претерпевая всю полноту страданий, жертвует Собой во имя Спасения человечества от грехов.