Библия и мировая культура

Очам души угодна,
Как радость бытия,
Юна, высокородна
Избранница моя.
Ее тысячелетья
Несли, в себе тая.

Высокого рожденья,

Превыше всех родов,
Она как сад в цветенье,
Что краше всех садов,
Дала мне утешенье
В тщете земных трудов.

На сердце благость льется

Из розового рта,
Блаженно сердце бьется,
Добры Ее уста.
Надеждой отзовется
Глаз дивных чистота!

Взор у Нее соколий,

Полет как у орла.
И горести и боли
От сердца отвела.
Ах… всей любовной волей
Она меня взяла.

Линия воспевания Девы Марии в образе Прекрасной Дамы с еще большим дерзновением была продолжена в поэзии барокко и своеобразно отозвалась в стихотворении А.С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…»: «Полон верой и любовью, / Верен набожной мечте, / Ave, Mater Dei кровью / Написал он на щите… // «Lumen coeli, Sancta Rosa!» — / Восклицал всех громче он, / И гнала его угроза / Мусульман со всех сторон…»

Дева Мария предстает как Роза Эмпирея в «Божественной Комедии» Данте, как олицетворение Вечной Женственности — в «Фаусте» И.В. Гёте. Ее черты просвечивают сквозь образ Девственной Лазури у С. Малларме, мэтра французского символизма, и отражаются в образах Царицы (Небесной Подруги) в лирике В. Соловьева и Прекрасной Дамы в поэзии А. Блока.

Иконография Девы Марии обширна и труднообозрима. Дж. Холл отмечает: «Ее чрезвычайно богатая иконография лишь в небольшой части обязана Евангелиям и, кажется, разрасталась на протяжении столетий в силу необходимости для Христианской Церкви иметь фигуру Матери — предмет поклонения, являющийся средоточием многих древних религий. Сомнения в Ее роли — вроде тех, что были высказаны несторианами в V веке или идеологами Реформации в XVI, — лишь стимулировали создание Ее изображений теми, кто оставался Ее приверженцами. Несторий отрицал, что Дева Мария может по праву именоваться «Богоматерью» — Она была матерью только лишь Христа как человека, но не Божественной личности. Этот взгляд был осужден как ересь Эфесским собором в 431 году — вердикт, который способствовал распространению образа «Матери и Младенца» как выражения официальной доктрины. <…> Другим ранним стимулом к почитанию Девы Марии было обнаружение того, что стали считать Ее портретом, написанным св. Лукой. Росту культа Марии до некоторой степени противилась сама Церковь с ее традиционно враждебным отношением к женщине — отношением, которое культивировалось некоторыми ранними теологами и монашескими институтами, ссылавшимися в оправдание своих взглядов на фигуру Евы (искусительницы). В XII и еще больше в XIII веке почитание Марии столь широко распространилось, что эпоха эта стала называться эпохой культа Девы Марии»[630].