Библия ядоносного дерева

В самый первый раз, когда мы на десять секунд остались наедине, Аксельрут начал наглеть: положил руку на спинку моего стула. Я влепила ему пощечину, как Элизабет Тейлор в «Кошке на раскаленной крыше», и это его немного вразумило. Но потом он рассмеялся, можете поверить? Ну, я напомнила ему, что «помолвка» – вранье, и попросила не забывать об этом.

– Мистер Аксельрут, – сказала я, – сочувствую, что вам приходится торчать тут со мной на веранде, но это – ваша общественная услуга ради сохранения мира в деревне. И в дальнейшем было бы весьма полезно, если бы вы мылись хотя бы раз в один-два года.

Я была готова проявлять филантруизм, однако запах пота – это уж слишком для леди. Мне постоянно вспоминалась Бриджит Бардо в окружении всей этой солдатни.

Представьте, теперь Аксельрут ведет себя вполне прилично. Я называю его просто Аксельрут. А он меня – Принцесса. Много чести, конечно, но, похоже, он мыслит в нужном направлении. Если старается, то может вести себя почти благопристойно. Аксельрут даже начал мыться и, слава Богу, оставлять дома свою ужасную шляпу. Мама ненавидит его по-прежнему, как и я, но что мне делать? Я разговариваю с Аксельрутом. Надо же как-то тянуть время, пока сидишь с ним на веранде и делаешь вид, будто вы помолвлены. К тому же его присутствие избавляет от детей. Они не любят Аксельрута. Он раздает им затрещины. Ну, ладно, понимаю, что он не должен этого делать! Но, по крайней мере, мне не приходится терпеть этих малолетних нахалов, которые обычно скачут вокруг и дергают меня за волосы. В их окружении я чувствую себя, как Гулливер среди лепидопутов.

Мой тайный план заключается в том, чтобы – если удастся достаточно умаслить Аксельрута – уговорить его изменить решение и вывезти нас отсюда. Мама уже по секрету от всех пообещала ему свое обручальное кольцо плюс тысячу долларов, которые нам, возможно, удастся где-нибудь найти по возвращении в Джорджию без папы и без собственных средств к существованию. Аксельрут заявил: «Только наличными, дамы», он, мол, не оказывает услуг в кредит. Но, может, все-таки сжалится?

А пока я рассказывала ему истории из прошлой жизни: о ребятах, каких знала в старшей вифлеемской школе, и о том, чем мы занимались. От воспоминаний нахлынула тоска по дому. Но, черт возьми, видели бы меня девчонки из команды поддержки, дразнившие меня пасторской дочерью, сейчас, практически невестой взрослого мужчины! Причем такого, должна вам сказать, который многое повидал на своем веку: родился в Южной Африке и в молодости где только не побывал, успел пожить даже в Техасе. Речь у него вполне нормальная. И он сочиняет свои хвастливые небылицы, от них у меня волосы дыбом встают, про то, как был пилотом истребителя, хладнокровно убивал очень влиятельных деятелей и сбрасывал зажигательные бомбы, которые за десять секунд уничтожали целое поле посевов. Он-де не просто мальчик на посылках, развозящий миссионеров, нет, сэр! Это прикрытие, во всяком случае, так мне объяснил. Аксельрут утверждает, будто в данный исторический момент является весьма важной фигурой в Конго. Порой сыплет названиями каких-то должностей, которые я не в состоянии их запомнить: заместитель начальника ЦРУ, руководитель местной резидентуры… И для всех у него есть кодовые имена. Большая Шишка – заместитель, а местного руководителя называет Дьяволом номер один. Не сомневаюсь, что все это игра. Мужчина его возраста слишком стар, чтобы играть в Зорро, однако, учитывая обстоятельства…

Я спросила его:

– Если вы такая важная персона в Конго, как же получается, что единственное, чем вы занимаетесь, это покупаете здесь всякую всячину по очень низким ценам, чтобы продавать ее в городе дороже, и возвращаетесь из Леопольдвиля с нашим сухим молоком и книжками комиксов?

Аксельрут ответил, что не имеет права обсуждать свою подлинную работу, но теперь располагает защитой Соединенных Штатов и может кое-что мне открыть, если я пообещаю хранить это в секрете. Господи, даже если бы это было правдой, кому я могла тут рассказать об этом? Невинный подросток посреди этого Божьего зеленого ада, без телефона, не разговаривающий с родителями. Хотя папа, по-моему, даже не обратил внимания, что я с ним не разговариваю. Мама-то заметила. Порой она пытается дружелюбно пообщаться и задает мне много личных вопросов. Надеется понять: кто же такая настоящая Рахиль Прайс?

А я ей не отвечаю. Предпочитаю оставаться аномалом.

Руфь-Майя