Библия ядоносного дерева

Я почувствовала, как краснеют мои щеки, и зарделась еще гуще. Хотела что-нибудь сказать, но не придумала и перевела взгляд на французские предложения, которые не знала, как перевести.

– Анатоль, если бы вам предложили выбрать что угодно из всего, что есть на свете, что бы вы выбрали?

Ни секунды не колеблясь, он ответил:

– Увидеть сразу всю карту мира.

– Правда? Вы никогда ее не видели?

– Не представляю, какой он, мир: треугольный, круглый или квадратный.

– Он круглый. – Как он может этого не знать? Анатоль ходил в школу на плантациях и служил в домах, где были полные шкафы книг. Он говорит по-английски лучше, чем Рахиль. И тем не менее не знает, какой формы Земля. – Не как плоский круг, – уточнила я, складывая ладони, – а такой, как мяч. Вы никогда не видели глобуса?

– Я слышал о нем. Карта на шаре. Но не был уверен, что правильно понял, потому что не представлял, как карта может лечь на шар. А ты видела?

– Анатоль, у меня есть глобус. В Америке он есть у многих.

Он рассмеялся:

– Зачем? Чтобы помочь им решить, куда ехать на автомобиле?

– Я не шучу. Глобусы стоят в школьных классах и вообще везде. Я так много смотрела на разные глобусы, что, кажется, и сама могла бы сделать его.

Анатоль с сомнением посмотрел на меня.

– Могла бы. Правда. Принесите мне хорошую гладкую круглую тыкву, и я сделаю глобус специально для вас.

– Мне бы очень хотелось, – сказал он, разговаривая теперь со мной как со взрослым другом, а не как с ребенком. Впервые за все время я была в этом уверена.

– Мне надо преподавать не математику, а географию. Я рассказала бы вашим мальчикам об океанах, о городах и всех чудесах света!

Анатоль грустно улыбнулся.

– Беене, они бы никогда тебе не поверили.

Рахиль

На следующее после моего дня рождения утро пришел Аксельрут, и мы отправились на прогулку. Обычно он улетает в свои таинственные места по четвергам, возвращается в понедельник и является к нам во вторник. Я надела ярко-зеленый сшитый на заказ, с юбкой-тюльпаном костюм, который теперь выцвел так, что превратился в серо-буро-малиновый и утратил две пуговицы. Первую половину прошлого года я молилась о зеркале в полный рост, а вторую – о том, чтобы у нас его не было. Впрочем, кому тут какое дело до того, что мой костюм не в порядке? Это не было настоящим свиданием, просто притворство, для виду. Я собиралась пройтись с Аксельрутом по деревне и поклялась маме, что не сделаю ни шагу ни в лес, ни вообще куда бы то ни было, где нет людей. Она говорит, что не доверила бы ему увести меня даже на расстояние, на которое могла бы лично зашвырнуть его, но, похоже, зашвырнуть его мама могла – хотела бы – весьма далеко. Однако Аксельрут вел себя прилично и даже почистил перышки. Стоя в дверном проеме в безусадочных форменных немнущихся брюках хаки и авиационных солнцезащитных очках, он выглядел почти красавчиком. Если игнорировать факт, что Аксельрут был мерзавцем.

Итак, мы вышли из дому в удушающую жару 21 августа 1960 года. Насекомые жужжали так громко, что ушам становилось больно, а на кончиках длинных травяных стебельков вдоль дороги сидели крохотные красные птички, раскачиваясь. За деревней слоновья трава была такой высокой, что смыкалась над головой, образуя тенистый туннель. Порой начинаешь думать, что Конго почти красиво. А потом вдруг неизвестно откуда появившийся таракан длиной четыре дюйма перебегает дорогу прямо перед твоим носом. Именно это и случилось в тот момент, и Аксельрут мгновенно прыгнул прямо на него и раздавил. Я не могла на это смотреть. Звук, честно говоря, был отвратительный. Какой-то треск одновременно с хлюпаньем. Но, полагаю, это был рыцарский жест с его стороны.

– Для разнообразия приятно бывает почувствовать себя под защитой, – произнесла я. – Когда в моем доме появляется гигантский таракан, его кто-нибудь приручает и делает домашним животным или готовит на обед.

– У вас необычная семья.

– Еще какая необычная! – воскликнула я. – Это самое вежливое определение, какое можно к ней подобрать.

– Я все хотел спросить, что случилось с твоей сестрой?

– С которой? По мне, так их всех троих в детстве уронили на голову.

Аксельрут рассмеялся.

– С той, кто хромает, – уточнил он. – С Адой.

– А, с этой! Ге-ми-пле-что-то. Половина мозга повредилась еще до рождения, и другая половина взяла ее обязанности на себя, поэтому Ада многое делает шиворот-навыворот. – Я привыкла давать научное объяснение состоянию сестры.

– А ты знаешь, что она шпионит за мной?

– Ада за всеми шпионит. Не принимайте на свой счет. Пялиться на кого-нибудь, не издавая ни звука, – это ее манера вести беседу.