Библия ядоносного дерева

По мере того как огненное кольцо сужалось, мы начинали видеть его противоположный край – красно-оранжевые сполохи, окаймлявшие черный пепел, и неясные контуры животных, столпившихся в середине: антилоп, бушбоков ^[98], широколобых бородавочников с выводками потомства. Стадо бабуинов с выгнутыми дугой хвостами прыгало зигзагами и еще не отдавало себе отчета в том, что попало в западню. Тысячи насекомых кишели в воздухе густым супом животной паники. Птицы ударялись об огненную стену и вспыхивали, словно фейерверки. Когда стало ясно, что нет больше ни воздуха, ни надежды, звери начали выбегать сквозь огонь на открытое пространство, где их ждали копья и стрелы. Антилопы не прыгали грациозно, а неслись, как обезумевшие от страха лошади, по огненному кругу, а потом вдруг выскакивали из него, изменив направление то ли случайно, то ли ослепнув. Видя, как стрелы вонзаются в шеи их собратьев, они в панике шарахались, поворачивали обратно, в огонь, но большинство неслось вперед, навстречу людям и смерти. Их вздымавшиеся бока постепенно замирали, и животные делали последний выдох. Темная кровь стекала с нежных черных губ на обугленную землю. Над каждым павшим животным взвивался торжествующий человеческий вопль. Наша голодная цепочка разрывалась и с невиданной энергией бросалась на этот крик. Женщины с ножами падали на колени и начинали свежевать животное, даже прежде, чем оно переставало бить в землю копытами. Из крупных, прорвавшихся сквозь огонь – бушбоков, бородавочников, антилоп, – спаслись немногие. Другие, не решившиеся преодолеть огненную стену, сгорели заживо: маленькие птицы с ярким оперением, сбивающиеся в рои насекомые и несколько самок бабуинов, которым вопреки всему удалось сохранить свою беременность в этой жуткой засухе. С животами, отягощенными вцепившимися в них драгоценными детенышами, они скакали за гривастыми самцами, пытавшимися спастись, но, наткнувшись на огненный занавес, через который прорывались другие, шарахались назад. Припадали к земле, прикрывая собою малышей. Понимая, что выбор один: сгореть вместе с детенышем.

Пылающий занавес отре́зал волю к спасению от самого спасения. Я дрожала, мне хотелось упасть на землю и не видеть, но стояла и смотрела – смотрела, как килангские дети вопят и пляшут каждый раз, когда находят обгорелые угловатые тела матери-обезьяны и ее детеныша, спекшиеся вместе. Благодаря их смерти ликующие килангские ребятишки переживут еще один сезон. Банту, наблюдавшие за этим сверху, лицезрели черный праздник жизни и смерти, неотделимых друг от друга, на фоне выжженной дочерна земли.

После этого дня моя сестра Рахиль стала (ненадолго) вегетарианкой. А Руфь-Майя и Лия – фуражиром и охотницей соответственно. А я стала чем-то иным. В день охоты я осознала важную истину: все животные убивают, чтобы выжить, а мы – животные. Лев убивает бабуина; бабуин уничтожает жирную саранчу. Слон раздирает живые деревья, выдергивая их бесценные корни из земли, которую те любят. Тень голодной антилопы проходит по перепуганной траве. А мы, даже если у нас нет ни мяса, ни травы, – ничего, что можно жевать, тем не менее кипятим воду, убивая невидимые существа, которые сами хотели нас угробить. И глотаем таблетки хинина. Смерть чего-то живого – цена нашего собственного выживания, и мы платим ее снова и снова. У нас нет выбора. Это единственное торжественное обещание, которое любая жизнь на земле дает при рождении и вынуждена держать.

Лия

Я убила свою первую добычу – красивого рыжевато-коричневого зверя с изогнутыми рогами и черной диагональной полосой по бокам: самца импалы. Он был совершенно обескуражен огнем, слишком молодым, чтобы иметь эффективную стратегию на случай опасности, но достаточно взрослым, чтобы хотеть покрасоваться. Фыркая, самец беспорядочно носился туда-сюда, как мальчишка-забияка на детской площадке, пока не остался в огненном кольце один. Я знала, что скоро и он прорвется через огонь: очень уж отчаянно стал он бить по земле копытами, да и вся его родня находилась уже там, за огненным рубежом. Я припала к земле рядом с Нельсоном. Он уже застрелил двух бушбоков и сделал мне знак, что идет забрать стрелы. Импалу он оставлял мне. Я проследила, куда ведет след копыт, как учил меня Нельсон, и вдруг поняла, где самец будет прорываться через огонь: напротив меня, а затем рванет направо, куда побежала его мать. Даже хулигану с детской площадки в отчаянной ситуации нужна мать. Я задержала дыхание, пытаясь унять дрожь в руках. Голод и жажда сосредоточились во мне, глаза разъедал дым, и в теле не осталось никакой силы. Я молила о помощи Иисуса, потом любого другого бога, который меня слышал. Помоги мне держать левую руку прямо, а правую отвести до упора назад и крепко прижать к натянутой тетиве стрелу, готовую, звеня, лететь вперед. Раз – он выпрыгнул из огня и вильнул, два – подбежал ближе, три, сбился с ноги, замешкался… Четыре!