Библия ядоносного дерева

Вскоре все переключили внимание на Нельсона, вбежавшего в дом, чтобы найти здесь убежище. Это было связано со змеей. Он увидел дурной знак перед нашим курятником. Ну, это не было неожиданностью, поскольку в последнее время люди находили змей повсюду. Например, в собственном доме, в корзинке с бобами, крышка которой была плотно закрыта. В самых неестественных для змей местах. Все были так напуганы, сказал Нельсон, будто увидели сам Страх, бродивший вокруг на двух ногах. Найдя дурное предзнаменование на пороге курятника, он заливался, как кенарь, потому что спал в этом курятнике. Был уверен, что обречен, и никто не мог разубедить его. Мама попыталась, но Нельсон ничего не слушал. Рассказывал, что собирался спать, когда услышал какой-то звук, вышел посмотреть и, ступив за дверь, увидел, как две тени, образующие букву Х, упали на дорогу прямо перед ним. В последнее время Нельсон завязывал дверь курятника веревкой, возвращаясь туда на ночь, но теперь стало очевидно, что никакая веревка никого не удержит. Он не собирался больше ночевать в нашем курятнике – ни за что на свете!

Мама объяснила ему, мол, тень в виде буквы Х могла упасть от любых длинных прямых предметов, что чистая правда, особенно при взбудораженном воображении. Вероятно, какой-нибудь шутник, которому следует дать хорошего пинка под зад, пытался напугать его. Однако Нельсон утверждал, что это были не простые тени. Это были змеиные сновидения.

Папа заявил, что все это – дурное последствие веры в ложных идолов и он, мол, умывает руки. В тот вечер отец, похоже, умывал руки направо и налево. Не то чтобы мама не согласилась с ним, но я видела, что она не хочет, чтобы мы слонялись возле курятника, пытаясь что-нибудь там разнюхать. Папа процитировал стих из Библии о том, что единственное, чего следует бояться, это сам страх. Он заявил маме: если она позволит Нельсону ночевать у нас в доме, то сыграет на руку лишь тем, кто поклоняется ложным идолам, а если она сама одна из них, то может забирать детей и идти искать прибежище среди этих идолов. Потом, повернувшись к нам, отец объявил, что нам давно пора спать, и таким образом закрыл тему о нелепых конголезских суевериях.

Однако Нельсон выходил из дома в таком ужасе, что смешного в этом ничего не было. Даже Анатоль предупреждал, чтобы сейчас мы были осторожны, а у него, должна признать, голова трезвая и крепко сидит на плечах. Мы пытались приготовиться ко сну, но слух заполняли жалобные завывания Нельсона, просившего пустить его в дом, и мы испугались. Даже Лия. Мы не верили в вудуистских духов и горячо уверяли в этом друг друга. И все же было там, снаружи, нечто темное, что наблюдало за нами из леса, сворачивалось клубком у людей под кроватями по ночам, и как бы это ни называть – страхом, змеиными сновидениями или ложными идолами, – все же что-то такое существовало. И ему наплевать, какие молитвы мы произносим перед сном и верим в него или нет. Важно, что оно в нас верило.

Мы лежали в кроватях, прислушиваясь к монотонным жалобным стенаниям Нельсона. По стенам бегали ящерицы с присосками на лапках. Лунные тени падали на наши москитные сетки. Нельсон умолял: «Бакала мпуту Нельсон, бакала мпуту», это напоминало вой несчастного умирающего с голоду пса. Неожиданно мы услышали, как заскрипели пружины папиной кровати, и он, подойдя к окну, заорал, веля Нельсону заткнуться. Лия перевернулась на живот и накрыла голову подушкой. Меня стало тошнить. Нас всех тошнило. Злобность отца и молчаливый страх мамы были заразительны.

– Это неправильно, – произнесла Лия. – Я должна ему помочь. У кого хватит духу пойти со мной?

При мысли, чтобы выйти из дома, у меня волосы на голове зашевелились. Но если все пойдут, я не собиралась оставаться здесь одна в компании теней и ящериц. Больше всего волосы шевелились у меня как раз от нашего дома. В нем-то и была проблема, поскольку там обитала моя семья. Я давно уже не ощущала себя в безопасности под родительским крылышком. Наверное, когда мы только приехали в Конго, еще чувствовала, потому что мы были детьми. Однако теперь все изменилось; то, что мы американцы, не имело никакого значения, и никто не ставил нам это в заслугу. А сейчас мы и вовсе оказались в этой заварухе все вместе – черные и белые. И, конечно же, мы уже не дети. Лия говорит, что у конголезцев существует два возраста: младенцы, которых носят на спине, и люди, стоящие на ногах и сами о себе заботящиеся. Между тем и этим – ничего. Тут нет такого понятия, как детство. Наверное, она права.

– Я иду помочь Нельсону, а отец пусть катится к черту, – сказала Лия.

Хотя никто этого и не произнес вслух, все мы были согласны относительно того, куда следует катиться отцу.

К нашему удивлению, Ада тоже села в кровати и стала натягивать джинсы. Это был ее способ заявить: «Я с вами». Я пошарила вокруг в поисках своих пенни-лоферов ^[100]. Лия натянула на Руфь-Майю рубашку и надела ей на ноги кеды. Тихо, как мышки, мы выбрались наружу через окно.