Библия. Историческое и литературное введение в Священное Писание

Синоптические Евангелия наполнены изречениями Иисуса об апокалипсисе (см., например, гл. 13 Евангелия от Марка или от Матфея, гл. 24–25), и, как мы увидим к концу этой главы, исторический Иисус сам был пророком, предсказывавшим апокалипсис. Но когда мы доходим до Евангелия от Иоанна, последнего из наших четырех Евангелий, мы можем увидеть, что апокалиптическое послание сильно приглушено. Для Иоанна вечная жизнь — это не грядущее событие. Вот как выражает эту мысль автор ранее в повествовании, используя настоящее время: «Верующий в Сына имеет [настоящее время] жизнь вечную» (3: 36). Вечная жизнь, согласно этому Евангелию, не придет с концом времен, когда Сын Человеческий придет на облаках небесных и принесет Царствие Небесное. Вечная жизнь существует здесь и сейчас для всех, кто верит в Иисуса. Вот почему в этом Евангелии Иисус не несет «апокалиптическое послание» (ср. с гл. 13 Евангелия от Марка) или не говорит о грядущем Сыне Человеческом или о близком Царстве Небесном. Согласно этому Евангелию, в Царство Небесное войдут те, кто верит в Иисуса, в настоящий момент (3: 15).

То, что положение человека в глазах Господа определено не при будущем воскресении, а его настоящими отношениями с Иисусом, хорошо показано в переданном Иоанном диалоге между Иисусом и Марфой в рассказе о Лазаре. Иисус сообщает Марфе, что ее недавно скончавшийся брат воскреснет (11: 23). Она думает, что Он намекает на воскрешение в конце времен (апокалиптический взгляд), и соглашается с Ним (11: 24), но Он поправляет ее. Он говорит о возможностях в настоящем, а не в будущем. «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрет вовек. Веришь ли сему?» (11: 25–26).

Мы уже видели, что иудейские проповедники скорого апокалипсиса имели дуалистическое мировоззрение, согласно которому в их время властвовали силы зла, тогда как эпоха грядущая принадлежала Господу. В Евангелии от Иоанна этот дуализм обладает не временным измерением (эта эпоха и следующая), а пространственным (этот мир и верхний мир). Те, кто в верхнем мире, принадлежат Господу, те же, кто в нижнем мире, — дьяволу. Как же попасть в верхний мир? Через веру в Единственного, кто сошел из него, в Иисуса (3: 31). Таким образом, согласно этому Евангелию, проповедь Иисуса больше не является воззванием в духе апокалипсиса, призывающим раскаяться перед лицом грядущего суда; это призыв поверить в того, кто был послан небесами, чтобы получить вечную жизнь здесь и сейчас. Словом, Евангелие от Иоанна представляет версию учения Иисуса, лишенную апокалиптических настроений (пережиток старых апокалиптических взглядов сохранился даже здесь; см.: 5: 28–29).

Зачем нужны арамейские слова и зачем нужен перевод? Кажется, что подобный рассказ передавался в общине на начальном периоде ее истории, к которому принадлежит автор четвертого Евангелия. Ученые называют ее Иоанновой общиной. Эта община, должно быть, получила свое начало в Палестине, где говорили по-арамейски. Они рассказывали свои истории по-арамейски (также арамейский был родным языком Иисуса). В итоге, когда эти истории распространились за пределами Палестины, там, куда, возможно, перебралась община, они были переведены на греческий, и только ключевые слова оставлены на арамейском, чтобы они производили большее впечатление. Еще раньше в общине пришли к тому, чтобы записать эти истории, и таким образом получился письменный источник. Автор Евангелия от Иоанна пользовался этим источником и, понимая, что его грекоязычная аудитория может не понять ключевых арамейских терминов, перевел их на греческий.

Выходит, что этот рассказ об Иисусе восходит к чрезвычайно раннему периоду истории общины и в нем Иисус изображается с помощью самых человеческих образов: учитель, который был долгожданным мессией, чья смерть приведет к спасению. Это похоже на точку зрения Марка. Но другие отрывки, например в Прологе, целиком написанные по-гречески, чрезвычайно поэтичны, и в них выражаются очень возвышенные взгляды. Также дело обстоит и с изречениями «Я есмь». Должно быть, они восходят к другим источникам более позднего периода истории общины. Они изображают Иисуса как божество.