Библиотечный шпион

– Пожалуйста, береги себя, – попросила она. Жозетта кивнула, но судя по метнувшемуся в сторону взгляду, она не собиралась следовать этой просьбе. – И передавай Николь привет от меня. – Элейн осторожно обняла девушку, ощутив под серым пальто одни только хрупкие кости.

Жозетта направилась к выходу, а к Элейн подошел Марсель.

– И что ты думаешь на ее счет? – повторил он свой былой вопрос, но на этот раз Элейн не нашла сил отмолчаться.

– Я беспокоюсь за нее, – призналась она, передавая конверт Марселю. Тот взял его не глядя, провожая глазами Жозетту.

– Я тоже.

Элейн оставила его знакомиться с посланием, а сама направилась к автоматическому печатному станку, который жужжал, извергал отпечатанные листы, вращал механическими суставами и хватал металлическими руками. Мысли Элейн представляли примерно такую же картину – бесконечную круговерть беспокойства и озабоченности: по поводу Жозетты, чья душевная цельность разматывалась, как нитка, тянущаяся из старого свитера; по поводу Сары и Ноя, познавших горечь утраты и страх потери большего; по поводу Манон и пережитого ею горя; по поводу Жозефа и полной неосведомленности ни о месте его пребывания, ни о состоянии его здоровья.

Видимо, она так глубоко погрузилась в эти размышления, что не заметила, как в комнату вошел Этьен.

– Элейн. – Она вздрогнула, услышав чей-то голос так близко. Увидела покрасневший кончик носа Этьена, налитые кровью глаза. – Нам надо поговорить.

Страх, словно отзвук грома, прокатился по телу Элейн. Этьен повел ее к двери на террасу, через которую накануне на склад прошмыгнули Сара и Ной. Ноги у Элейн стали такими ватными, что она боялась упасть, не дойдя до террасы.

А снаружи стоял чудесный октябрьский день, солнце сияло в окружении пухлых белых облаков, и ни малейший ветерок не тревожил бодрящей свежести воздуха. В любое другое время Элейн оценила бы подобную красоту и погоду, но сейчас она думала только о том, что скажет Этьен и что это будет означать для Жозефа.

– Элейн. – Этьен стащил с головы видавшую виды шляпу и сжал пальцы на полях так, что побелели костяшки.

– Oui? – Элейн не знала, каким чудом умудрилась вытолкнуть это короткое слово.

– Это по поводу Жозефа. – Этьен нахмурился в очевидном напряжении мысли, словно не мог подобрать нужные слова. Элейн кивком предложила ему продолжать, опасаясь говорить вслух, чтобы голос не подвел ее. Этьен испустил дрожащий вздох. – Мне так жаль, что я должен сообщить тебе подобные новости…

Сердце Элейн ухнуло куда-то вниз. Она затрясла головой и попятилась, не желая слушать дальше – ведь если она не услышит, то и не узнает, а если не узнает, то, значит, ничего и не случилось. Останется шанс, что Жозеф жив, останется капля надежды.

Этьен протянул к ней руку – он него несло застоялым сигаретным дымом и сожалением.

– Жозеф умер.

Налетел порыв ледяного ветра, и янтарные листья платана зашуршали и заскрипели друг о дружку. Элейн стиснула руку в кулак и подняла голову, глядя на длинные ветви на фоне неба – летняя зелень покрылась осенним золотом, времена года сменили друг друга и будут сменять в бесконечной круговерти, но для Жозефа все остановилась. Он больше не увидит великолепия мира, переливающегося миллионами цветов, не ощутит, как жара сменяется прохладой, а на место холода приходит тепло.

Он больше не обнимет ее за плечи, чтобы не потерять в толпе, не приготовит ей кофе, пока она нежится утром в постели.

Как часто, в минуты уютной совместной тишины, его взгляд устремлялся куда-то вдаль, и – Элейн могла поклясться в этом – в его голове начинали вращаться шестеренки и переключаться рычаги, занятые анализом какой-то проблемы. Никогда больше она не увидит этого сосредоточенного взгляда ученого, не узнает, какую теорему мирового значения он решает.

Он был светочем знания – и вот в единый миг этот блестящий ум погас, как факел, не оставив после себя даже клуба дыма. Оставив Элейн одно-единственное – разбитое сердце…

– Элейн, – хрипло произнес Этьен, – мне так жаль.

Элейн взглянула на него – горе проложило глубокие складки на его изможденном лице, плечи согнулись под тяжестью поражения, перед ней стоял солдат, потерявший своего товарища. Но в этот миг, когда боль утраты выжигала ее изнутри, а грудь сжимало так, что каждый вздох давался с трудом, Элейн не находила сочувствия к Этьену. Ведь это он давным-давно не оправдал ее доверия и не вытащил Жозефа из тюрьмы Монлюк.

– Ему передали мое письмо? – Гнев заточил ее слова, как кинжалы.

Беспомощное выражение на лице Этьена надорвало ее душу еще сильнее.

– У меня нет способа выяснить, получил ли он твою записку. Могу сказать только, что я использовал все связи и способы, чтобы этого добиться.

Слова обладали силой.

Элейн извлекла этот урок из их последней роковой ссоры с Жозефом, когда с болью в сердце поняла, что произнесенные слова уже нельзя взять обратно и что той боли, которую они причинили, извинениями не исправить. И она не повторит эту ошибку, хотя обвинения подступали у нее к горлу, как желчь.