– Ава, как ты догадалась, что мы тебя ждем?
Она добродушно рассмеялась.
– Потому что вам всегда пригодится лишняя пара рук.
Он в ответ только покачал головой, без тени улыбки, и тогда Ава заметила, что глаза у него покраснели.
– Ава… – Голос у Итана сорвался, словно от резкой боли, и Аву прошило нехорошее предчувствие.
– Что случилось?
Он заморгал, по его щеке покатилась слеза, и он смахнул ее рукой.
– Отто.
– Отто? – Аве показалось, что кровь у нее застыла в жилах. – Что произошло?
– Ава… он…
Она смотрела на Итана, чувствуя, как сжимается от страха сердце.
– Что он?
– Он покончил с собой.
Мир вокруг Авы словно застыл. Застыла и она, оглушенная, не в силах осознать сокрушительной неотвратимости услышанного.
– Почему? Когда? Как? – прошептала она сбивчиво. Итан прижал пальцы к глазам и шмыгнул носом.
– Его нашли сегодня утром, а рядом с кроватью – пустой пузырек из-под морфина и записку.
Морфин. Увы, стало обычным делом окончить жизнь, поглотив горсть горьких пилюль, после чего тебя окутывал плотным одеялом сон без сновидений, из которого уже не было возврата.
Но Отто всегда был бойцом – он боролся за успех, за возможность чего-то добиться в жизни. Как мог столь решительный человек сдаться после всех этих лет борьбы?
– Почему? – повторила свой вопрос Ава. – В записке сказано, почему он это сделал?
– Ему снова отказали в американской визе, – медленно ответил Итан. – Он пытался уже дважды и ждал полгода, прежде чем податься в третий раз. Думаю, после того, как это случилось снова…
– Если бы он сказал мне, возможно, я…
Итан покачал головой.
– Его родители были родом из Германии. Ты ничем бы не смогла помочь.
Сердце Авы болезненно сжалось от горькой истины этих слов – в самом деле, она ничего не могла сделать для Отто, и никто не смог бы, потому что вся система давно прогнила.
– Он кое-что оставил для тебя, – тихо добавил Итан. – Минутку.
Он скрылся в офисе, оставив Аву одну. Она не чувствовала собственного тела и, оглянувшись по сторонам, ничего не смогла разглядеть, ослепленная мыслями и эмоциями. Она собиралась поговорить с Итаном и потом пойти повидать Отто, окунуться в знакомый аромат табачного дыма и сообщить, что те самые мать с ребенком скоро приедут в Лиссабон и ей требуется его совет.
Как она не разглядела глубины его отчаяния? Как он умудрился утаить от нее, какая острая его терзает тоска?
Комната поплыла у Авы перед глазами.
– Ава, – произнес Итан, возникая рядом и кладя теплую руку ей на плечо. Она взглянула на него, но горло у нее сжало так, что слова не шли. Итан протянул ей пачку бумаг, сверху лежал экземпляр «Комба». Ава яростно затрясла головой – нет, она не может принять этот последний акт самоотверженности Отто.
– Тут есть кое-что еще. – Итан перебрал пачку, найдя письмо от Петры, а потом еще один конверт, на котором аккуратными буквами было выведено имя Авы.
– Что это?
Итан протянул ей стопку. В довольно пухлом конверте явно лежало несколько сложенных листов бумаги.
– Кажется… – Он прочистил горло. – Кажется, Отто написал историю своей жизни и хотел, чтобы ты ее прочитала и сохранила.
Глава восемнадцатая
Элейн
Элейн сидела, напряженно выпрямившись, на заднем сиденье «ситроена», который рассекал завесу дождя. Офицер и юный солдат сидели впереди и переговаривались по-немецки, так что Элейн их не понимала, но уловила одно знакомое слово, от звука которого кровь застыла у нее в жилах: Монлюк. Каким-то чудом она сохранила внешнее спокойствие, хотя внутри у нее закручивался водоворот ужаса, беспокойства и сомнений. Если немцы нашли стопку газет под гнилым ящиком, если проговорятся арестованные, если обнаружится, что ее удостоверение – подделка, ей вряд ли удастся выйти обратно на свободу.
Насколько она сама могла судить, ее удостоверение выглядело в точности как официально выдаваемые документы, но до сих пор его не подвергали скрупулезному анализу. Выдержит ли оно проверку?
Машина остановилась, и Элейн выдернули с заднего сиденья в гущу потопа. Дождь хлестал со всех сторон и мгновенно ослепил ее. Офицер толкнул ее в сторону какого-то маленького строения, лающим голосом отдавая приказы, которых она не понимала. Сумочку вырвали у нее из рук, из нее выудили удостоверение. Хорошо, что корзинку с предательским двойным дном Элейн уронила там, где ее арестовали.
Но, даже пошатываясь под порывами ветра, она хотя бы отчасти сохраняла спокойствие и энергично протестовала против такого обращения, заявляя, что она невиновна, что она – простая домохозяйка, которая ходила навестить подругу. И пусть никто не дал себе труда как-то отреагировать на ее слова, Элейн продолжала жаловаться.