— Но в известном смысле вы правы — по крайней мере в том, что касается меня. Это было призвание свыше. Вероятно, не все, кто состоял на Службе[191], относились к работе так же, как я. Многие ожесточились. Многие сделались сухими и черствыми задолго до того, как добрались до пустыни. Они до сих пор пишут обо всем этом книги — невероятно скучные. — Чарльз вытянул ногу и пинком отшвырнул в мою сторону книгу, лежавшую на ковре перед камином. Это были мемуары сэра Лесли Харрапа, изданные на его личные средства, с дарственной надписью Чарльзу: «С наилучшими пожеланиями, Л. Х.». Всю оборотную сторону суперобложки занимала фотография автора, явно немощного старика с растерянным взглядом.
— Это ведь один из тех, кто отправился в Африку вместе с вами, да?
— Он был хорошим администратором, лояльным, честным, прослужил дольше меня, в пятьдесят шестом вернулся помогать в подготовке к объявлению независимости: очень грамотный специалист — Итон[192], Модлин[193]. Напрочь лишен фантазии. Как раз читая его книгу… как она называется? «Жизнь на Службе»… я и понял, что не хочу писать ничего подобного. Одну книжку в своей жизни я написал, но почти вся она, что называется, плод моего воображения. А факты, мой милый Уильям, никого не интересуют.
Я недоуменно посмотрел на него.
— Тем не менее вы напечатали что-то там о Судане?
— Ах… да, во время войны я написал одну книжку, сам толком не помню, зачем. Она вышла в издательстве «Дакуэрт»[194], в серии, посвященной разным странам. Книжонка так себе. К счастью, в склад попала бомба, и почти весь тираж был уничтожен. Сейчас этот раритет оценивается, наверно, в кругленькую сумму.
Чарльз невесело засмеялся, а потом на лице у него застыла слабая рассеянная улыбка. Я пытался определить, смотрит он на меня или нет, является ли эта загадочная пауза частью нашего общения, или же Чарльз попросту вновь замкнулся в себе, погрузился в свои мысли и что-то из них «вычеркивает», как говаривал он. Уже не в первый раз я подумал: как странно, что я так много знаю о человеке, которого совсем не знаю. Открыть свою душу так, как Чарльз открыл ее мне, можно только либо влюбившись, либо намеренно держась на почтительном расстоянии. Примерно полминуты, пока я окидывал взглядом его грузную фигуру и всматривался в розовое, слегка загорелое лицо с сонными темными глазами, оба варианта казались возможными.
— Если вы отыщете в дневниках дату моего первого отъезда за границу, — сказал он, — то поймете, как мы были молоды и честолюбивы. В некотором отношении мы были довольно искушенными людьми, но подобная искушенность только подчеркивает типично детское невежество. Если вдуматься, система была странная. Править одной из самых больших стран в мире ежегодно отправляли горстку мальчишек, не успевших набраться даже мало-мальски скромного жизненного опыта. Разумеется, эта страна отличалась от Индии, где образовалась прослойка власть имущих, — да и всё это рискованное предприятие было совершенно другим. В Индию мог поехать любой, но желающие отправиться в Судан проходили тщательный отбор — скрининг, как это теперь называется, если не ошибаюсь. Такие достойные особы, как Лесли Харрап, были, разумеется, вне конкуренции. Кроме того, на Службу попадали многие университетские спринтеры и прочие спортсмены — необходимо было бежать в ногу со временем, — а также некоторые чудаковатые энтузиасты и парни, чуждые условностей. Последних наверняка было больше. Система нелепая — и в то же время, как мне теперь кажется, весьма хитроумная. Отбирали тех, кто мог проявить свои способности.
— А против… личной жизни возражений не было? — осторожно осведомился я, передав ему чайник.
— Спасибо, мой дорогой. Нет-нет-нет. К гомосексуализму, — (он заговорил об этом без тени смущения, вновь схватив много сахару), — они относились совершенно спокойно — даже, по-моему, иногда отдавали предпочтение голубым. Это нынче городят всякий вздор насчет того, что мы люди неблагонадежные. А у них хватало ума понять, что мы — убежденные идеалисты, преданные своему делу. — Чарльз в волнении выпил глоток чаю. — К тому же в мусульманской стране это, разумеется, было несомненным преимуществом…
Мы рассмеялись, хотя смысл этих слов был не совсем ясен.
— Я уверен, что все вы были не так наивны, как явствует из вашего рассказа, — сказал я. — В конце концов, вы наверняка прошли подготовку.
— Мы прочли книжку о тамошних зерновых культурах и немного подучили арабский. — Чарльз пожал плечами. — А потом нас отправили в Радклиффский лазарет[195] наблюдать за хирургическими операциями. Считалось, что если ты увидишь много крови, ампутированных конечностей и так далее, это каким-то непостижимым образом поможет тебе лучше подготовиться к жизни в тропиках. Туда привозили мальчишек, попавших под машину, или студентов, пытавшихся покончить с собой, а мы сидели и смотрели во все глаза. Зрелище, конечно, захватывающее, неясно только, как оно помогает сделать карьеру на Политической службе.
Чарльз был явно в ударе.