Библиотека плавательного бассейна

Начиная понимать, почему к нему не тянутся собутыльники, я уже подумывал о том, не следует ли и нам пойти в какое-нибудь другое заведение, как вдруг он позвал нас всех в «Савой»[117] послушать негритянский оркестр: «Это самая дивная музыка на свете». Поэтому мы с головокружительной быстротой допили шампанское и шатаясь вышли на улицу. Я полагал, что мы пойдем пешком, но в роли пешехода наш писатель был так же неугомонен, как и за столиком, в роли посетителя ресторана: тщетная осторожность пьяницы сочеталась в нем с искренним — хотя и слегка нездоровым — стремлением к элегантности. При каждом шаге по его телу снизу вверх, от ног к голове, пробегала дрожь, он извивался и неестественно выворачивал кисти рук, словно это помогало ему идти прямо и сохранять равновесие. Он шел, вертясь, как на шарнирах, и при взгляде на него мне опять вспомнились настенные изображения в египетских гробницах. На площади Пиккадилли мы остановили такси, и в прокуренном салоне Фербанк, тяжело опустившийся на сиденье рядом со мной, огласил свое новое решение: «Нам нужно поговорить об Африке — это будет просто чудесно».

Фил согласился пойти со мной в гости к Рональду Стейнзу, и, поскольку мы были у меня дома, я одел его сам. Не разрешив ему надеть нижнее белье, я натянул на него старые бежевые хлопчатобумажные брюки, которые на мне сидели как влитые, а на нем и вовсе не мешали изучать анатомию. Центральный шов впивался ему глубоко между яйцами, а его маленький член, прижатый к левому бедру, напоминал росток на шпалере. Всё это превосходно подчеркивала просторная молодежная рубашка из голубого сетчатого трикотажа. Спускаясь вслед за Филом по лестнице, я с волнением любовался результатами своего надругательства над его стыдливостью и сгорал от нетерпения, представляя себе, какую порку задам ему, когда мы вернемся. На тротуаре, под палящими лучами солнца, я то и дело давал волю рукам, на ходу похлопывая Фила по попке, а потом лаская его кончиками пальцев.

Когда мы перешли авеню Холланд-Парк и не спеша направились на север по Аддисон-авеню, сзади послышался знакомый топот обутых в сандалии ног, и вскоре, догнав нас, рядом с важным видом зашагал мой маленький племянник Руперт.

— Рупс… рад тебя видеть, — сказал я. — Опять куда-нибудь удираешь? Если так, то экипирован ты, похоже, неважно.

На нем были тщательно выглаженные шорты с прорезиненным поясом и футболка с рекламой прошлогодних променадов[118].

— Нет, просто вышел погулять, — сказал он. — Сегодня такая чудесная погода — грех дома сидеть!

— Что верно, то верно, — согласился я. — Рупс, это мой друг Фил, он сейчас гостит у меня.

Здравствуйте, — оживился Руперт, а потом выбежал вперед и попятился, чтобы хорошенько разглядеть нас двоих. Я почувствовал себя актером, идущим по направлению к постоянно удаляющейся камере, и, пытаясь рассмешить Руперта, принялся корчить дурацкие рожи. Наконец, решив, что мы ему нравимся, он втиснулся между нами, и дальше мы зашагали взявшись за руки. Он был всё так же трогательно доверчив, и я подумал, что мы, наверно, похожи на любящую пару, которая каким-то умопомрачительным бесполым образом произвела на свет этого златокудрого отпрыска.

Я поглядывал на номера домов — мы были почти у цели.

— Нам сюда, милый, — сказал я.

Фил несмело поднял глаза, а Руперт, огорченный тем, что наша встреча оказалась столь короткой, принял серьезный вид и, не совсем понимая, что происходит, стал переводить взгляд с одного из нас на другого так, словно должен был на что-то решиться.

— Может, зайдешь как-нибудь на чашку чая? — предложил я. — Если крошка Полли разрешит.

— Непременно зайду, — сказал он.

Но его явно волновало нечто другое. Он потянул меня за руку и отвел на расстояние, равное длине нескольких машин, стоявших у тротуара. Там он настороженно посмотрел вокруг, и я понял, о чем ему хочется поговорить. На минуту мне показалось, что он собирается сообщить о своей встрече с Артуром, — и я уже предчувствовал возможные крутые перемены в жизни.

— А что случилось с тем парнем? — спросил Руперт.

— Он недавно уехал, — сказал я наигранно доверительным тоном — так, словно это неправда.

— Значит, ему все-таки удалось удрать?

— Ну да… его так и не нашли.

— А ты не знаешь, куда он уехал? Может, за границу?

— Как ни странно, старина, я понятия не имею, где он. Видишь ли, всё это совершенно секретно. Надеюсь, ты об этом никому не рассказывал?

— Нет, — прошептал он, возмущенный тем, что я мог такое подумать.

И тут мне пришла в голову одна мысль.

— По правде говоря, — сказал я, — если ты вдруг его увидишь, мне бы очень хотелось об этом узнать. Однако дело сугубо секретное. Выйдя погулять или еще куда-нибудь, смотри в оба, — (следуя моим указаниям, он тотчас же принялся тереть глаза), — и если все-таки увидишь его и убедишься, что это именно он, позвони, пожалуйста, мне.

— Хорошо, — сказал он.

Я был рад, что сумел превратить всё это не то в детскую игру, не то в эксперимент, — и уже начал с нетерпением ждать результатов.