Бич Божий

Бигиласу пришлось отправиться за городские стены, где гунны ждали его у Золотых ворот[15]. Варвары наотрез отказались въезжать в Константинополь без сопровождения. Переводчик искоса поглядел на человека, которому он должен был понравиться или по крайней мере произвести на него достойное впечатление. Хотя Бигилас прибыл со своим телохранителем, писцом и рабом, державшим зонт, он явился пешком, а гунны приехали верхом. Воины развернулись так, что их кони встали спинами к солнцу, бившему римлянам в глаза. Тем не менее Бигилас не стал жаловаться. Надменный варвар был не просто ключевой фигурой и главной надеждой его хозяина, но и грозной силой, пока дремлющей, но страшной в гневе. Если Эдеко не вернётся к Аттиле с нужными ответами, может вспыхнуть война.

Эдеко, в свою очередь, относился к своей миссии как к лёгкой прибыли, независимой от невнятных пунктов договора. Римляне всегда старались задобрить гуннов подарками, и потому поездка стала для Эдеко вознаграждением за захват Аксиополя и возможностью изучить прочную систему обороны имперской столицы. Когда-нибудь, полагал гунн, он сделает с Константинополем то же, что и с родным городом Иланы.

Как и рассчитывал Бигилас, Эдеко был весь в пыли после долгого путешествия, но отнюдь не выглядел оборванным. Кроличьи шкуры, в которых некогда ходили гунны, давно уступили место медвежьим, лисьим и соболиным, а грубые кожаные нагрудники сменились захваченными у римлян кольчугами и короткими туниками. Шелка и полотняные ткани, украшавшие римских девушек, выглядывали теперь из-под колец кольчуг, ибо гунны по-детски любили наряжаться, но не знали, как следует носить вещи. Да их это и не волновало. Ведь они были людьми утренней зари, и они сами решали, как должны одеваться господа, а все остальные падали перед ними на колени.

Подобно остальным гуннам, Эдеко словно сросся со своей лошадью и сидел в седле столь же естественно, как римлянин на стуле. Он был невысок, но хорошо сложен и силён. На поясе у него висел длинный меч, короткий лук был приторочен к седлу, а на спине находился колчан, полный стрел. Кроме того, подобно всем гуннам, он был уродлив — во всяком случае, на взгляд римлян, — с кожей бронзового цвета, грубой и шероховатой, как шкура, и ритуальными шрамами на щеках. Многие римляне были уверены в том, что гунны наносили эти увечья новорождённым мальчикам, чтобы научить их терпеть боль, и лишь потом разрешали им вкушать молоко матери. Однако Бигилас знал, что складки на коже — похоже, порезы — появлялись у них в знак скорби по умершим родственникам. Такие шрамы были почти у всех мужчин, а также у многих гуннских женщин. Эдеко держался грозно и с вызовом, как закоренелый преступник, его лицо казалось вечно хмурым, а тонкие, опущенные вниз усы лишь подчёркивали суровость выражения и жёсткость черт. Тем не менее переводчик догадался, что эта грубость была скорее показной, поскольку Эдеко убивал и крал не без разбора, а с расчётом. Значит, его можно будет убедить. На это надеялся его хозяин Хризафий.

Гунн даже не посмотрел на Бигиласа, поняв, что перед ним чиновник низшего разряда. Он глядел на тройные стены Константинополя, протянувшиеся на четыре мили от Мраморного моря до залива Золотой Рог. Это был взгляд солдата, пытавшегося решить, как можно преодолеть либо обойти подобное препятствие. В первую очередь его поразила высота стен. Ещё бы, целых сто футов!

— Министр Хризафий приглашает вас на ужин, — произнёс Бигилас на гортанном гуннском языке. В сравнении с греческим или латынью он звучал, словно рёв диких зверей.

Эдеко ещё никогда не видел столь прочных укреплений.

— Вы можете оставить вашу лошадь за городом, — добавил переводчик.

И тут гунн наконец ответил:

— Я поеду во дворец.

— Никто не въезжает верхом в Константинополь, кроме императора, — пояснил Бигилас. — В городе слишком людно. Ваша лошадь испугается толпы.

Он знал, что гунны жили в седле. В нём они сражались, вели переговоры, ели, иногда спали и, насколько ему было известно, занимались любовью. Они проезжали сто шагов, точно прогуливаясь, сидели в седле так легко, будто конь и человек являлись одним целым. И всё же ими можно было манипулировать, как капризными детьми.

— Если вы желаете, я попрошу раба отправиться за носилками.

— Носилки?

— Это сиденье, которое несут рабы.

— Словно младенца или женщину? — усмехнулся Эдеко.

— До дворца три мили.

Бигилас бросил осторожный взгляд на кривые ноги гунна.

Тот нахмурился.

— А как же вы туда попадёте?

— Я хожу пешком. Даже наши сенаторы и генералы ходят пешком, посол. Кроме того, так мне легче будет показать вам достопримечательности нашей столицы.

Гунн покачал головой.

— Зачем жить там, где нельзя ездить верхом?