Бич Божий

— Центр города находится за стенами, отстроенными самим Константином. — Он указал на стену примерно в миле перед ними. — А это новая часть города, и стены здесь возвели при Феодосии. Она отведена под водоёмы, сады, монастыри, церкви и крестьянские рынки. Под нашими стенами течёт река Лукус, поэтому у нас хватит воды и продовольствия, чтобы противостоять любым захватчикам. Константинополь никогда не завоюют, и его жители не будут голодать. Запомните это, Эдеко. С нами можно только подружиться.

Гунн не ответил ему. Он ещё долго глядел то влево, то вправо и наконец проговорил:

— Я приехал как друг. За подарками.

— Первый министр приготовил для вас подарки, мой ДРУГ.

У менее высокой, но более старой стены Константина перед воротами Сатурнина находился рынок, и Эдеко принялся жадно рассматривать разложенные товары. Новый Рим стал перекрёстком мировых торговых путей, поэтому чего только не было на этом рынке! Всё изобилие продуктов, всё разнообразие запахов и вкусов! Его жёны задрожат от волнения и начнут хлопать руками, как гусыни крыльями, как только он привезёт им всё это добро. Когда-нибудь это обязательно случится, и он вернётся в Хунугури с трофеями, обагрёнными кровью торговцев. Его порадовала эта мысль.

Они прошли через ворота и очутились в самом центре притяжения Восточной империи, в суетливой столице с её златоглавыми соборами, выставленными напоказ дворцами, людными жилыми зданиями и шумными улицами. Эдеко внезапно почувствовал себя незаметным и словно уменьшившимся на глазах. Если за городскими стенами гунн вызывал страх, то на улицах и на рынке на него лишь изредка бросали любопытные взгляды. В Константинополь съезжались со всех концов света. Там можно было встретить чёрных африканцев, белокурых германцев, смуглых сирийцев, закутанных в бурнусы берберов[16], странствующих по миру иудеев, докрасна загорелых готов, медноволосых иберов[17], предприимчивых греков, гордых арабов, крикливых египтян, неотёсанных иллирийцев и даков. Они толкались, пробираясь сквозь толпу, распихивали друг друга локтями, громко расхваливали свои товары, назначали цены и торговались, обещая покупателям всевозможные удовольствия. Гунна словно втянуло в огромный поток, который он был не в силах контролировать. Вокруг пахло пряностями, духами, потом, угольным дымом, горячей пищей, вонью от сточных вод — все эти запахи дополняла разноязыкая какофония. Эдеко чуть было не стошнило, пока Бигилас с гордостью демонстрировал ему все богатства столицы.

Они двинулись по каменной дороге, и Эдеко решил, что этот римский обычай нелёгок для пешеходов, а ещё тяжелее для всадников. Середина дороги была открытой, но по обе её стороны высились мраморные колонны портиков, тенистых, уютных, но столь же людных, как рыночная площадь и прилегающие к ней переулки. Вершины колонн украшала резьба в виде ветвей и листьев, в подражание живым деревьям. Римляне использовали скалы вместо дерева и пытались сделать их похожими на дерево! В тени за портиками тянулась нескончаемая линия торговых лавок, соединённых с огромными зданиями, превращавшими улицу в некое подобие ущелья. Гунн не мог оторвать глаз от их крыш, ожидая засады, но толпы римлян проходили мимо и, очевидно, не чувствовали себя в ловушке. Казалось, им даже нравилась эта толчея. По мнению Эдеко, они жили неестественной жизнью и оттого казались странными: шумными, чересчур пышно одетыми, их накрашенные женщины либо прятали лица под вуалями, либо выставляли напоказ свои прелести, а среди мужчин было слишком много богачей и нищих в лохмотьях. Игроки и шлюхи шли рядом с монахами и монахинями, и все здоровались, окликали друг друга и с удовольствием переговаривались друг с другом. «Настоящий муравейник, — решил Эдеко, — и если его наконец сожгут, земля благословит этот пожар».

Бигилас болтал, как девчонка, пока они протискивались сквозь толпу. Он объяснял, что мрамор привезли из Трои, что они направляются к форуму по улице Месе, а сам форум называется Аркадием, как будто Эдеко было до этого дело. Гунн был занят совсем другим: он подсчитывал стоимость увиденных товаров, глядя на золотые украшения, на холмы, наваленные из ковров, на полотняные ткани из Египта и шерстяные — из Анатолии, на кувшины для вина, на красивую обувь, а то и на прочный металл благородного оружия. Там были чаши и вазы, постельное бельё и глиняные горшки, медь и железо, чёрное дерево и слоновая кость, сундуки с великолепной резьбой, предназначенные для того, чтобы вместить многочисленные покупки. Откуда у этих гнусных личинок появились такие вещи?

Время от времени с Месе открывался вид на широкие площади с круглыми зданиями. Бигилас называл их форумами. Около зданий или в их нишах стояли статуи застывших людей. Эдеко не знал, зачем, с какой целью их там поставили. Высокие колонны устремлялись к небу, но ничего не поддерживали. На вершине одной из них тоже стоял застывший человек. Бигилас объяснил, что это статуя императора Константина, основавшего город.