Бич Божий

Однако он всё же слез со своей лошади, сделав вид, будто его удивило предложение Бигиласа. Прежние послы и лазутчики предупреждали его, что, если он согласится, лошадь оставят за городом, в конюшне, под навесом. Римляне привыкли жить взаперти и приучили своих коней к стойлам. Его лошадь стала бы у них толстой и слабой. Они не люди, а настоящие насекомые и кишат в своих городах, как личинки. Нужно поскорее забрать у них дары и уехать. Вот и всё.

Бигилас обрадовался, что гунн не стал спорить по поводу своей лошади. Странно, что эти головорезы вообще решили, вступить в переговоры. Для них это было необычным поступком. Он начал изучать их язык, попав в плен во время набега Аттилы семь лет назад. Оказавшись у варваров, он свободно овладел гуннским и впоследствии смог с ними торговать. Его умение переводить привлекло внимание императорского двора и, наконец, самого Хризафия. Бигилас знал гуннов, но не любил их, а именно это и требовалось первому министру.

Переводчик проследил, как гунн передал свои поводья, лук и колчан со стрелами сопровождавшему его молодому человеку. Эдеко называл его Скиллой. Он приказал этому юноше и другому грязному гунну — военачальнику по имени Онегез, родом из Рима, — ждать его у стен. Если он не вернётся в назначенный срок, они должны будут доложить Аттиле.

— Не разрешайте им держать мою лошадь в стойле, да и ваших тоже. Никуда отсюда не уходите. Спите под открытым небом, а не то вы оба лишитесь своей силы.

— Но мы приготовили для вас виллу и конюшни, — сказал Бигилас.

— Звёздное небо — наша лучшая крыша, — гордо заявил молодой человек. Быть может, даже слишком гордо. Подобно своему дяде Эдеко, Скилла разглядывал тройные стены Константинополя со смесью зависти и презрения.

— Мы разобьём лагерь у реки и будем ждать тебя там.

Хризафию явно не понравится, что гунны останутся одни, без присмотра. Но что мог поделать Бигилас?

— А что вы будете есть?

— Мы добудем всё, что нам необходимо.

Что это могло бы значить? Неужели они начнут грабить крестьянские угодья или обкрадывать странников? Что ж, пусть спят в грязи.

— Надо идти, — обратился он к Эдеко. — Хризафий ждёт вас.

Они направились к большим воротам. Бигилас обернулся и посмотрел на двух оставшихся гуннов. Они, кажется, подсчитывали количество сторожевых башен.

* * *

Своим расположением новая столица Восточной Римской империи напоминала треугольник, и на его врезавшейся в воду вершине красовались императорские дворцы, ипподром и собор Святой Софии. С запада основание этого треугольника окаймляла тройная стена, протянувшаяся на четыре мили. Две водные стороны треугольника также были окружены стеной и искусственными заливами, в которых теснились суда. Казалось, что через эту воронку проходила теперь вся мировая торговля. Восточные императоры ввозили в страну статуи, картины, мрамор и мозаики, чтобы придать их новому городу должную респектабельность. Наверное, в Константинополе было столько же римлян, сколько гуннов во всём мире. Однако этот город платил дань варварам, а не наоборот. «Такой невыносимой ситуации должен быть положен конец», — подумал Бигилас.

У Золотых ворот имелись тройные арочные перекрытия: арка в центре была самой высокой и широкой, а рельеф с огромными медными слонами, отполированными до золотого блеска, увеличивал размер её ворот из дерева и кованого железа. Портал проходил через все три стены, и этот проход непременно стал бы ареной массового убийства, если бы сюда прорвалась любая армия завоевателей, поскольку потолок портала был усеян крохотными бойницами, через которые можно было пускать в неприятеля стрелы или лить на него раскалённое масло. Выше всех была третья, внутренняя, стена, и каждый барьер, выступая на первый план, создавал впечатление неприступной горной гряды.

Эдеко остановился рядом с внешним входом, поднял голову и недоумённо уставился на статуи императора, победы и удачи. Над ними виднелись надписи на латыни.

— Что там сказано?

Бигилас прочёл.

— Феодосий украсил это место после гибели узурпатора. Он, построивший Золотые ворота, дарует нам золотой век.

Варвар помолчал минуту-другую, а затем спросил:

— Что это значит?

— То, что наш император — бог, а город — новый центр мира.

— А я-то думал, что теперь у вас, римлян, лишь один Бог.

— Я полагаю... — Переводчик помрачнел. — Божественное происхождение императора до сих пор является предметом теологических споров.

Гунн что-то пробурчал, и, миновав тёмный проход между тройными стенами, они вновь вышли наружу, где светило яркое солнце.

Эдеко опять остановился и спросил:

— А где ваш город?

Бигилас улыбнулся. Огромные размеры Константинополя на первых порах всегда поражали варваров.