Но опять не выйти во двор, не нарубить дров – за ним будут наблюдать из-за забора, как за гладиатором с трибун амфитеатра. Клоунада, а не жизнь. Круглосуточно сидеть взаперти, ждать, когда самая наглая из девиц попытается пробраться к нему через окно? Или когда вновь пожалует с винтовкой Римма? Надрать бы Инге зад…
А та самая Инга тем временем поставила на стол тарелку со скворчащей колбасой, парой жареных яиц, хлебом, луком, и Браун только теперь сообразил, как сильно оголодал.
– Я устрою тебе отгулы, ты не переживай. У тебя ведь остался номер этой Клавдии? Позвоню ей, наплету чего-нибудь, освобожу тебя временно. Местные дамы как раз немного успокоятся – сплошная польза…
Даг хоть и злился, но отгулы хотел. Даже эта пресловутая кровать лучше той, где к тебе посреди ночи может подлечь «красотка» из местных.
– А тебе с этого какой прок?
Он все еще не понимал Ингины мотивы – зачем ей рядом незнакомый, в общем, мужик?
– Мне кое-какая помощь требуется, – отозвались уклончиво.
– Физическая? – это бы он как раз понял.
– Скорее, «мозговая».
«Это как?» – хотел спросить, но не успел, потому что в дверь постучали.
– Слышь, я бы не пришла, но к кому еще идти? Из родственников – ты одна… Васька-то спьяну на тракторе снес мне половину забора, змей окаянный, ты побудь на дворе, пока я о починке договорюсь…
Все это тетя Нина успела протараторить, пока делала три шага внутрь тесной квартиры. И осеклась, увидев на бывшей бабушкиной кровати человека-гору, то есть накачанного «Николая».
– Ой, – осеклась тут же. – Ты… не одна… Вы…
– Пойдем, выйдем, в коридоре поговорим.
В коридоре глаза тети Нины окончательно округлились.
– Друг, что ли, твой новый? – ей, как всегда, не хотелось со мной говорить, но нужда и любопытство – ядерная смесь.
– Друг, да.
– Хахаль?
– Не хахаль.
– Женат, что ли?
– Женат. Счастливо. И куча детей.
«Вон оно как…» – разочарование лилось из Нины Вадимовны липким молчанием. И ей самой было неясно, то ли восхищаться тем, что племяннице обломился кусок сочной мужской плоти (пусть и временно), то ли обвинять в разрушении чужой семьи. Допустить то, что Николай действительно может оказаться просто другом, было выше ее возможностей.
– Так ты придешь? Последить за двором.
– Приду. Минут через пятнадцать.
– Одна? Или… вместе?
– Не знаю. Посмотрим.
– Ага, ясно… Ну, жду.
Уходила тетя Нина с явным желанием разглядеть «Николая» поближе.
В комнату я вошла с намерением разобраться, собираюсь ли я прожить следующие три дня в компании или же в одиночку? Мой гость времени не терял, разобрался с завтраком, теперь жевал хлеб, бросив на него ломоть сыра.
Я села на кровать.
– Так что? – спросила прямо. – Ты остаешься или уезжаешь?
Он смотрел недобро, хмуро, но бумажку с записанным номером протянул. Угу, Клавдия. Значит, придется что-нибудь соврать про больную родственницу, про срочную нужду уехать, про то, что смотреть за домом пока придется самой Клавдии и про то, что зарплатой с ней лже-Коля, конечно же, поделится.
Ладно, придумаю что-нибудь.
Прежде чем набрать номер, я спросила человека-гору:
– Свое настоящее имя мне сказать не хочешь?
«Коля» сделал вид, что вопроса не услышал.
– Слушай, – шептала тетя Нина, – может…
– Не может.
Я знала, о чем она хотела сказать: такой мужик – надо брать.
– Побудете тогда здесь? Пока я бегаю.
– Побудем. Бегай.
«Коля», как ни странно, при виде «поломки» оживился, будто нашел, наконец, чем себя отвлечь и занять. Спросил глухо:
– Инструмент есть?
И хозяйка тут же заквохтала:
– Есть-есть, все найдем… А вы что, и починить можете?
– Попробую, – бросили ей коротко.
Я спровадила ее со двора кое-как. Сообщила, что мешать «Коле» не надо, ошиваться рядом тоже, а вот накормить хорошим обедом – это да. И тетя Нина, оглядываясь на нас сквозь туман, отправилась в магазин.
– Я сказала, что ты счастливо женат, и что у тебя куча детей.
«Гора» уже что-то поднимал, вязал, подкапывал. И взгляд мне адресовал недобрый, мол, лучше бы в Яблоневой так всем сказала. Ну что сделано, то сделано.
Как бы на самом деле ни звали моего нового «друга», а внимание он к себе тянул магнитом. Так не отпускают взгляд четкие линии Феррари, идеальный блеск капота, хищный разрез фар. Как можно любоваться механизмом швейцарских часов, так можно было любоваться и литыми мышцами, мерно вздымающимися под майкой, абрисом спины, хмурым профилем. Не мужик – гроза женщин. Особенно с этой прохладцей во взгляде и флером недоступности. Забавно, но зрелищем, как напрягаются и расслабляются литые бицепсы, засмотрелась даже я.
– Нас накормят.
Тишина.
– Тетя Нина делает отличные пирожки. Я попросила двух видов.
«Коля» сосредоточенно перебирал гвозди, осматривал в старой сумке мотки веревки и проволоки.