— Мое дело будет рассматриваться военно-полевым судом, — сказал Билл спокойному неторопливому человеку с простоватым лицом, стоявшему за решеткой. — Не думаю, чтобы на нем разрешили присутствовать штатскому адвокату.
— Клянусь Богом, земляк, по воле Аллаха я готов ко всяким случайностям. — Адвокат вытащил из кармана щетинистые усики с нафиксатуаренными кончиками и приклеил на верхнюю губу. Одновременно он выпятил грудь колесом, плечи его, казалось. расширились, в глазах появился стальной блеск, а мягкие черты лица приобрели офицерскую надменность. — Рад с тобой познакомиться. В этом деле мы будем заодно, и я хочу, чтобы ты крепко усвоил — я тебя не подведу, хоть ты и простой солдат.
— А куда ж исчез Абдул-О’Брайен-Коэн?
— Видишь ли, я военный юрист в запасе. Капитан О’Брайен, к твоим услугам. Мне кажется, тут была упомянута сумма в семнадцать тысяч кредитов?
— Из нее десять процентов я должен получить, — рявкнул возникший откуда-то Смертвич.
Начались переговоры, которые заняли несколько часов. Все трое в общем симпатизировали другу другу и даже испытывали взаимное уважение, но не верили друг другу ни на грош, так что требовалось выработать массу предосторожностей. Когда наконец Смертвич и адвокат ушли, они унесли с собой детальную инструкцию, как найти спрятанные деньги, а у Билла остались подписанные ими кровью, с приложением отпечатков больших пальцев, признания в том, что они являются членами Партии, поставившей своей целью свержение Императора. Когда оба вернулись с деньгами, Билл отдал им признания обратно взамен расписки капитана О’Брайена в получении пятнадцати тысяч трехсот кредитов в качестве окончательного расчета за защиту Билла перед Генеральным военно-полевым судом. Все было исполнено по-деловому и ко всеобщему удовольствию.
— Не угодно ли вам выслушать мою версию событий? — спросил Билл.
— Разумеется, нет, поскольку она не имеет никакого отношения к обвинениям. Ведь когда ты вступил в армию, ты автоматически лишился всех прав, присущих гражданину. Поэтому они могут сделать с тобой все, что им будет угодно. Твоя единственная надежда заключается в том, что они тоже узники этой системы и должны подчиняться сложному и противоречивому кодексу правил, сложившемуся в течение многих столетий. Они хотят расстрелять тебя за дезертирство и состряпали почти непробиваемое дельце.
— Значит, меня расстреляют?
— Вполне возможно, но у нас есть шанс, и мы должны рискнуть.
— Мы?.. Ты что же, претендуешь на половину пуль, что ли?
— Не хами, когда говоришь с офицером, дубина. Положись на меня целиком, верь мне и надейся, что они допустят какой-нибудь ляп.
После этого оставалось лишь отмечать дни, отделявшие Билла от суда. Что этот день уже наступил. Билл узнал, когда ему принесли форму с лычками Заряжающего 1-го класса на плече. Затем появился тюремщик, дверь широко распахнулась, и Смертвич подал Биллу знак выходить. Они шли строевым шагом, и Билл понял, что может извлечь хоть какое-то удовольствие, заставляя часового сбиваться с ноги. Однако как только они вошли в дверь зала заседаний Суда, Билл подтянулся и постарался принять вид опытного вояки, у которого грудь разукрашена рядами бренчащих медалей. Рядом с блестящим, одетым в хорошо подогнанную форму капитаном О’Брайеном, выглядевшим офицером до самых кончиков пальцев, стоял пустой стул.
— Молодчина! — сказал О’Брайен. — Будешь и дальше держаться как строевая косточка, мы их обязательно переиграем.
Они вытянулись по стойке «смирно», когда члены Суда начали заходить в зал. Билл и О’Брайен сидели на дальнем конце длинного черного пластикового стола, а на другом его конце уселся судебный обвинитель — седовласый и суровый с виду майор с дешевым перстнем на пальце. Десять офицеров — членов Суда развалились в креслах по длинной стороне стола, откуда они могли бросать грозные взгляды на публику и свидетелей.
— Начнем! — с подобающей важностью произнес Президент Суда — лысый и толстый адмирал флота. — Заседание Суда открыто, пусть правосудие свершится с наивозможнейшей быстротой, пусть преступник будет признан виновным и расстрелян.
— Возражаю! — вскричал О’Брайен, вскакивая на ноги. — Эти слова показывают предвзятое отношение к подсудимому, который, как известно, считается невиновным до тех пор, пока не будет доказано обратное.
— Возражение отклоняется. — Молоток Президента ударил по столу. — Адвокат обвиняемого штрафуется на пятьдесят кредитов за пререкания. Обвиняемый виновен, что будет доказано вескими уликами, и его обязательно расстреляют. Справедливость восторжествует.
— Вот, значит, как они собираются вести дело, — шепнул О’Брайен Биллу, почти не шевеля губами. — Я смогу дурачить их как захочу, раз мне понятны правила игры.
Судебный обвинитель уже начал монотонно зачитывать свою вступительную речь: