— Ну, молодчик, теперь ты под моим началом, и это тебе вряд ли придется по вкусу! — зарычал на Билла сержант. У него была бритая голова, огромная, вся в шрамах челюсть и крохотные близко посаженные глазки, в которых светилась врожденная тупость.
Билл прищурился и медленно поднял свою лево-правую руку, напружинивая бицепс. Мускулы Тембо вздулись и с треском порвали тонкую тюремную робу. Затем Билл ткнул пальцем в ленточку Пурпурной Стрелы на своей груди.
— Знаешь, как я ее заработал? — спросил он угрюмо и еле слышно. — Я голыми руками угробил тринадцать чинжеров, засевших в своем дзоте. А сюда я попал за то, что, укокошив чинжеров, вернулся и пришил того сержанта, который меня туда послал. Так что ты тут болтал о неприятностях, сержант?
— Ты меня не трогай, и я тебя не трону, — сказал тот, отшатнувшись. — Твоя камера номер тринадцать находится на верху. — Сержант замолк и начал с противным хрустом обкусывать ногти. Билл смерил его долгим оценивающим взглядом, повернулся и направился внутрь здания.
Дверь тринадцатой камеры была открыта. В длинное узкое помещение сквозь полупрозрачные пластиковые стены сочился тусклый свет. Почти все пространство занимали двухэтажные нары, только вдоль одной стены оставался узкий проход. К дальней стене были прибиты две покосившихся полки. Они, да еще выведенная по трафарету надпись «СОБЛЮДАЙ ЧИСТОТУ И НЕ РУГАЙСЯ — РУГАНЬ ПОМОГАЕТ ВРАГУ», составляли всю меблировку камеры. На нижних нарах лежал маленький человечек с остреньким личиком и хитрыми глазками, который внимательно рассматривал Билла. Билл пристально уставился на него и нахмурился.
— Входите, сержант, — сказал человечек, торопливо вставляя подпорку, поддерживающую верхние нары. — Я хранил это нижнее место только для вас, клянусь честью! Зовут меня Блэки, и я отбываю десять месяцев за то, что послал одного второго лейтенантика к…
Человечек закончил свою речь на вопросительной ноте, но Билл не обратил на это внимания. У него болели ноги. Он скинул красные сапоги и вытянулся на тюфяке. Голова Блэки свесилась с верхних нар. Она походила на мордочку грызуна, с любопытством озирающего окрестности своей норки.
— Жратва еще не скоро. Не угодно ли закусить котлеткой из конины? — С верхней полки свесилась рука и бросила Биллу блестящий пакетик.
Подозрительно его осмотрев, Билл дернул за шнурок, прикрепленный к одному из углов пакета. Как только внутрь пакета проник воздух и коснулся самовоспламеняющейся прокладки, котлета разогрелась, и уже через три секунды от нее пошел восхитительный пар. Из другого отделения пакета Билл выдавил каплю кетчупа и осторожно откусил первый кусок. Это была настоящая свежая конина.
— Эта старая серая кобыла вполне съедобна, — заговорил Билл. — Как эго тебе удалось протащить ее сюда?
Блэки ухмыльнулся и с шиком подмигнул:
— Есть кое-какие контакты. Достанем все, что душа пожелает. Не расслышал, как твое имя, сержант.
— Билл. — Еда смягчила его сварливое настроение. — Год и один день за сон на посту. А хотели было расстрелять, да у меня оказался отличный адвокат. Роскошная была котлета. Жаль, нечем ее запить.
Блэки тут же вытащил бутылочку с этикеткой «Капли от кашля» и передал Биллу.
— Один мой дружок-медик специально изготовил их для меня. Алкоголь пополам с эфиром.
— Бог мой! — воскликнул Билл и, наполовину осушив пузырек, вытер проступившие слезы. Он уже чувствовал себя на дружеской ноге со всем миром. — Хороший ты парень, Блэки!
— Твоими устами глаголет истина, — серьезно ответил тот. — Друг нужен всюду — и в армии и на флоте. А тебя, кажется, Бог силенкой не обидел, Билл?
Билл лениво продемонстрировал ему бицепс Тембо.
— Это мне нравится, — восхищенно сказал Блэки. — С твоими мускулами и с моей головой мы славно заживем.
— Ну, голова-то и у меня есть.
— Пусть она отдохнет от работы. Дай ей передышку, а я пока буду думать за двоих. Я же во стольких армиях служил, что у тебя и дней службы столько не наберется. Свое первое «Пурпурное сердце» я заработал под начальством Ганнибала. Видишь шрам? — И он показал маленький рубец на ладони. — Когда я понял, что его песенка спета, я перебежал к Ромулу и Рему — была такая возможность. С тех пор я непрерывно совершенствовал эту тактику и всегда приземлялся на ноги. В утро битвы под Ватерлоо я уже знал, откуда дует ветер, нажрался стирального мыла и получил сильнейший понос. Так я выиграл эту битву… Подобная же ситуация сложилась и на Сомме… или на Ипре… вечно путаю эти древние названия. Помнится, я сжевал сигарету и сунул ее под мышку — так делают лихорадку. Уверяю тебя, словчить можно всегда.
— Об этих сражениях я ничего не слыхал. Это с чинжерами, что ли?
— Нет, это было до них, задолго до них. Много, много войн назад.
— Ты стар, но для своего почтенного возраста выглядишь потрясающе молодо.
— Возраст-то у меня почтенный, да обычно я об этом помалкиваю: люди смеются. А ведь я помню, как строились пирамиды, какая поганая жратва была в ассирийской армии, как было побеждено племя Вага, когда они пытались ворваться в наши пещеры, а мы скатывали на них валуны.