Бимен

Удивительно, но от переживающих людей, она словно заряжалась какой-то энергией. Для чего ей это было нужно? Я не знаю, но без сострадания она не могла. Поэтому, работала Энни в городской больнице, месте наполненном болью, и отчаянием. Слушая, а за тем передавая, со свойственным ей трагизмом, истории больных, она многократно усиливала переживания, а потом, как паук высасывала эмоции, рожденные ее рассказами. Те, кто хоть раз проникся к ней, уже не могли обходиться без ее присутствия. Поведение этих людей напоминало поведение доноров, которые регулярно сдают кровь. Через полгода посещения станции переливания, у них вырабатывается четкая зависимость, и они уже не могут обходиться без кровопусканий. Физически не могут. Здесь же была другая, эмоциональная зависимость. Сами того не подозревая, люди отдавали свою силу, и теряя интерес к жизни, буквально таяли на глазах. Их смерти, наполненные болью, становились началом новых историй, и так далее, далее, далее. Вместе со своими силами, больные, чаще всего одинокие старики, отдавали ей все, накопленное ими за долгие годы жизни.

Но были и такие, кто не поддавался ее чарам. То ли они видели ее сразу, как говорят насквозь, то ли были напрочь лишены сострадания, но к таким ей было даже прикасаться противно. Она обходила их стороной, и безусловно, долго в больнице такие пациенты не задерживались.

Ярким представителем этого типа людей был Кекс. Тот самый пузатый пират, которого мы уже видели. Отношения с Энни у него сложились, мягко говоря, натянутые. Наглый, бесцеремонный, абсолютно лишенный совести и сострадания он бесил ее одним своим присутствием. Но на этот факт Кексу было глубоко наплевать.

В больнице он оказался из-за проблем с кожей, и повышенного давления. Ему требовалось очищение крови, и регулярные косметические процедуры. По воле случая и то и другое должна была делать именно Энни Волл. С переливанием крови она справлялась, хотя иногда и просила ее подменить. А вот косметические процедуры, включающие в себя отшелушивание скрабом, очищение специальными болтушками, и последующая обработка кремами, — это все должна была делать она. И как же она ненавидела Кекса в это время. А он, в свою очередь, требовал внимания в себе, и чтобы все было сделано как положено. Заканчивая процедуры с ним она чувствовала себя настолько вымотанной, и раздавленной, что выходя из массажного кабинета частенько садилась и горько плакала. Умышленно привлекая внимание к своей персоне, Энни подпитывалась от сочувствующих, и скоро опять весело порхала по коридорам, излучая силу и жизнерадостность. Единственное время, когда она могла поквитаться с Кексом, был ежедневный прием витаминов. Внутримышечно. Как только она не пыталась причинить боль этому человеку — все безуспешно. С каменным лицом, он выдерживал все ее издевательства. Ни разу он не вскрикнул, или даже поморщился. И складывалось такое впечатление, что это он над ней издевается. Потому, что после вечерних иглоукаловательных процедур он всегда выглядел лучше чем она.

***

Она вышла из палаты, плотно закрыв за собой дверь. Лицо полное горечи и переживаний соскользнуло на пол, обнажив холодные голубые глаза, и хищную улыбку. Мгновение спустя, случайно оброненная маска, заняла свое прежнее место. Энни остановилась, посмотрела в одну сторону, не найдя там ничего, достойного ее интереса, повернула голову в другую. И уперлась носом в вытянутую на животе футболку Кекса. От неожиданности она дернулась, икнув при этом.

— Гражданочка! — здоровяк глядел на нее сверху, и улыбался. — Вы своим носом мне живот поцарапали.

У автомобилистов есть такое понятие, как «троит движок», когда работают не все цилиндры, и он, то набирает обороты, то стремится заглохнуть. Так вот, когда человек от переизбытка эмоций и чувств не может собраться и четко сказать, постоянно заикаясь и запинаясь, иногда говорят, что его затроило. Именно это и произошло с госпожой Энни Волл. Лицо, милое, буквально мгновение назад, исказила гримаса отвращения, губы дергались, растягиваясь и сжимаясь, не зная, какую эмоцию надо изобразить. Вытаращенные глаза уставились на румяную, пышущую счастьем физиономию толстяка, и могли в любую секунду выскочить из орбит. Из приоткрытого рта слышалось хрипение, и какой-то, то ли писк, то ли скрип. Это продолжалось может секунду, может две.

Каким-то чудом она все-таки собралась, и выпалила первое, что пришло в голову:

— Вам укол положен.

— Так я выписываюсь сегодня, — парировал улыбающийся пират.

— Нет, нет, что вы! Последний надо сделать обязательно. Это распоряжение заведующей.

— Я вам по секрету скажу, — Кекс наклонился и приблизил губы к уху, спрятанному в светлых волосах. — Остальные, совершенно не умеют делают уколы, а у вас словно руки золотые.

— Пойдемте в процедурную.

— Иду, иду. — И толстяк тяжело захромал за светловолосой медсестрой.