Биография между строк

— О том, что у пучка может существовать особая зона, от экспериментатора слышу впервые. Идея мне нравится, не бросайте её. Далеко не каждому удаётся отделить мух от котлет и понять новый эффект. Сейчас физики в основном жуют сопли установок, — неожиданно изрёк Линёв. — Могу, конечно, ошибаться: по природе — вы больше исследователь. Таким натурам истина всего дороже, но и сомненья с самокопанием свойственны. Смею с позиций своего жизненного опыта дать совет: научитесь подводить под поисками черту. Иначе обречёте себя на бесконечные блуждания меж трёх сосен.…А если соберётесь защищаться, отзыв на диссертацию я подпишу.

Захрипел, очнувшись, динамик, словно ожидавший слов профессора. Раздались позывные «Маяка»:

— Московское время 21 час, — сообщила дикторша.

Иван Васильевич охнул, поднялся, выпрямляясь во весь саженный рост:

— Дольше оставаться не могу, дама с ужином заждалась. Извините великодушно, если, что не так, давно учёных из столицы не встречал.

«А он, видимо, до сих пор женщинам нравится», — подумал Антон, провожая взглядом его худощавую фигуру, для которой напрашивалось другое слово — «Маэстро».

Киснуть ещё сутки в Нижнем не хотелось. Даже на Волгу не тянуло. Город с грязными улицами, пустыми прилавками и очередями выглядел чужим. В институте стараниями просто Коли ещё утром командировку облепили печатями и подписями. Чего ещё желать? Как непотопляемый крокодил странно защёлкал, всколыхнув оцепенение, телефон:

— Отдохнуть не хотите? — Голос чужой, незнакомой женщины.

«Ведь не отстанут?! Он почувствовал не виртуальную, а физически ощутимую близость Ирины. Крокодил щёлкнул вновь — „Не отстанут!“»

Собрав скорёхонько чемоданчик, пустился на вокзал, выменял билет на проходящий поезд. Как всегда в купе случайные люди, сбившиеся в компашку до Москвы. Этикет, не попеняешь, но выпивать с ними не хотелось. Он вышел в коридор и уставился в тёмное пространство:

«Там Ира, здесь я… Если строго — топчусь вокруг поездки в Германию, а ещё строже — добываю деньги на квартиру. А наука побоку. Впрочем, серьёзным учёным удалось почувствовать себя только сейчас после беседы с Линёвым. Его приватная оценка дорогого стоит — это поколение никого, кроме своих, не признаёт.…Что может ждать теперь? — Помпезная защита с чередой пышных и лживых тостов на банкете? Дальше — череда коллективных статей и сидений на учёном совете подобно напыщенному индюку, но душа этого самого совета, в отличие от Линёва, в клещах неискоренимой групповой поруки. Служить бы рад,… в одиночку не пробьёшься — превратят в слепок; станешь прислуживаться, тошно! Да, и командные должности расписаны на много лет вперёд. Может, махнуть на всё рукой и, поехав в загранку, остаться там? Сколько уже народу так сделало… А Ира?!»

Из открытого окна потянуло промозглой сыростью бушующей на земле осени. Попутчики по купе удивительно скоро угомонились. Антон осторожно открыл дверь и протиснулся на свою полку.

Глава 15

Москва встретила родными кислыми запахами площади трёх вокзалов и толчеёй метро. Дома никого, пусто.

«Ире позже позвоню», — решил он и завалился спать.

Очнулся Антон от прикосновений мягких, нежно пахнущих пальцев. Они погладили по небритой щеке и коснулись губ.

— Вставай, стемнеет скоро, — позвала Ирина и, склонившись, обняла его. — Боже, как я соскучилась.

— Наш Линёв — интересный мужик оказался. Таких только в провинции и встретишь, — задумчиво произнёс Антон, гладя её волосы. — Бескорыстный борец за идею.

Потом, сидя глаза в глаза на кухне, при свете торшера, с таинственным торжеством пили свежий чай. Ирина слушала рассказ мужа вполуха, всё вертелась назойливая мысль:

«Говорить, не говорить, что анализ положительный? Нет, всё-таки, нет! Сперва покажусь профессору».

— Что-то в Германию мне ехать расхотелось, — вдруг заявил Антон.

Ирина вздохнула и внимательно посмотрела на мужа:

«Неужели он о чём-то догадывается?»

— А где мы деньги за квартиру возьмём? — произнесла она вслух. — Константин пока молчит, но, чувствую, вот-вот объявится. Брось! Давай, лучше, сходим куда-нибудь, развеемся.

Над Москвой, будто по заказу, установилась сухая, ясная погода — последние отголоски бабьего лета. Как двое влюблённых из непотопляемых «Добровольцев» Антон с Ирой бродили по пустынным аллеям Нескучного сада. На заснувших кустах кое-где поблёскивали кружева паутины. Голые тополя готовились к зимней спячке. У набережной, на спуске, бедная пловчиха застыла в напряжённой позе.

— Почему она не решится прыгнуть? — неожиданно, словно у самой себя, спросила Ира. — Вода в Москве-реке — грязная?

— Не думаю, — возразил Антон, — скорей, боится: хлебнёт грязной воды, и руки никто не протянет.

Утро понедельника началось с неприятного известия: на подходящий день билетов до Берлина нет. Потом якобы один на их счастье отыскался-таки.

— Достал! — возрадовался Антон.