Биография отца Бешеного

И не мудрствуя лукаво все ей честно изложил. Выслушав меня, Тамара обещала подумать и предложила приехать через пару дней. Почему-то я не обратил внимание на ее интонацию и красноречивые взгляды, которые она бросила на меня с первой же встречи. Несколько раз я таскался в это село, пока однажды не рискнул сделать ей комплимент по поводу ее привлекательности. В тот день она пригласила меня к себе домой.

Близился вечер, дети были в школе, а муж на работе. Тамара предложила мне пообедать с нею и поставила на стол тот самый коньяк, который я ей подарил…

К возвращению домочадцев я обрел искомое — Тамара, удовлетворенная сполна, взяла мой паспорт и тут же поставила штамп о прописке в собственном доме…

Несколько лет мне пришлось возобновлять временную прописку, и каждый раз я получал ее знак памяти о том первом свидании. Не думаю, что ее муж, в меру пьющий, вполне симпатичный и довольно внушительных габаритов мужчина, не удовлетворял ее женских потребностей. Скорее всего Тамаре, этой доброй и очень милой русской женщине, просто не хватало человеческого общения. Во всяком случае, у меня о ней остались самые добрые воспоминания.

Дай Бог ей и ее семье здоровья…

Завершая историю о моей прописке, нельзя умолчать и о том, как я «откосил» от армии… Я поставил слово «откосил» в кавычки не для того, чтобы вызвать улыбку у читателя. Мое поколение было воспитано в духе настоящего патриотизма, и фильмы о Максиме Перепелице отражали то, что действительно волновало почти всех юношей, по крайней мере моего возраста.

В те времена все мальчишки с благоговением смотрели на тех, кто с гордостью носил военную форму. Я до сих пор с глубоким уважением отношусь к военным и ко всему, что связано с армией. И с раннего детства помнил, что «Красная Армия всех сильней!».

У меня, как и у всякого порядочного мужчины нашей страны, сердце обливается кровью от того, что сделали с нашей армией. До чего же довели российскую армию, что сегодняшние мальчишки любыми путями стараются действительно «откосить» от священной обязанности отдать свой воинский долг Родине?! Грустно это… Очень грустно!..

Конечно, я много анализировал то, что случилось с нашей армией, и у меня есть мысли на этот счет, более того, есть и некоторые соображения об улучшении ситуации, но говорить об этом в данной книге неуместно…

Все знают, что любой мужчина призывного возраста должен обязательно встать на воинский учет по месту прописки…

Прописав меня временно на своей жилплощади, Тамара взяла мой воинский билет, чтобы поставить на учет. Мне тогда было двадцать четыре года. Целый год меня не тревожил военкомат. Но однажды пришла повестка, а я как раз учился в институте, в котором, к моему огорчению, не было военной кафедры. То есть ни о какой отсрочке и речи быть не могло.

С армией не пошутишь! Что было делать? И я решил рискнуть, используя проверенный временем чисто российский метод. Купив бутылку хорошего коньяка, прихватив многочисленные фотографии моей кинематографической «деятельности» (это были фотопробы разнообразных эпизодических ролей, на которые меня приглашали), я отправился на прием к военкому. Для пущей важности оделся в лучший костюм и нацепил галстук.

Не дожидаясь своей очереди и не обращая внимания на возмущение будущих солдат, я нагло вошел в кабинет и увидел седоватого полковника с очень усталым лицом.

— Мы же тоже стоим! — донеслось из-за моей спины.

— Здравия желаю, товарищ полковник! — не обращая внимания на то, что творится за порогом, четко поздоровался я с хозяином кабинета.

Полковник недоуменно взглянул на меня. Видимо, то, что я был намного старше призывников, да еще и с бородой, заинтриговало его, и он вопросил:

— Слушаю вас?

В те дни на экраны вышел фильм, в котором я снимался в небольшом эпизоде (в таком малюсеньком, что заметить мое присутствие на экране можно было только с посторонней помощью: «Вон! Вон, видишь, я стою справа, прямо за Мишей Козаковым!»). Но в тот момент я был в ударе, — помните у Ильфа и Петрова: «Остапа несло».

— Не узнаете, товарищ полковник?

Он вглядывался в меня несколько минут, явно перебирая в памяти лица, но, конечно же, «не узнавал». Но в силу осторожности старого службиста на всякий случай неуверенно произнес:

— Что-то знакомое… Но точно не припоминаю…

Фу, облегченно вздохнул я, достиг желаемого: он меня не выставил из кабинета. Сделав «морду кирпичом», я подошел к полковнику и протянул руку:

— Виктор Доценко, Василий Иванович! — с некоторой долей фамильярности произнес я. (Как его звали на самом деле, я, к большому сожалению, забыл.) Все еще пребывая в недоумении, Василий Иванович ответил на рукопожатие, и я полез в портфель, достал пачку фотографий и протянул ему.

Он стал рассматривать и мгновенно оживился. На мое счастье, полковник оказался страстным поклонником кинематографа.

— Господи, конечно же, узнаю! — чуть смущенно произнес он и, восхищенно причмокивая языком, похлопал меня по плечу. — Какими судьбами в наших краях, Виктор…