Биография отца Бешеного

В моей памяти, кроме нападавшего, четко зафиксировался облик парня, откликнувшегося первым на вопль приятеля. Запомнился он тем, что у него была обезьянистая фигура: короткие кривые ноги, широкие плечи и очень длинные руки.

— Браво, Виктор Николаевич! Знакомая личность! Ну, поправляйтесь, на днях навещу!

— Не обижайтесь, товарищ капитан, что сорвался: больно очень! — Почему-то мне захотелось, чтобы капитан ушел от меня в лучшем настроении, чем пришел.

— Все в порядке, Виктор! — Капитан как будто понял мое состояние и потому добавил: — Я тоже не подарок!

Всю компанию задержали через три-четыре дня. Капитан их расколол очень быстро: они наперегонки спешили все рассказать. Оказалось: сидела теплая компания, парни играли в карты. Один все проигрывал и проигрывал. Когда проигрался окончательно, победитель предложил, что в случае очередного проигрыша тот «замочит» первого встречного. Этим первым встречным и стал я. Как подумаю, что этому уроду первым мог попасться старик или ребенок — мороз по коже! Хорошо, что порезанным пальцем отделался.

Через пару дней после операции меня повели на перевязку. Процедурная медсестра осторожно разбинтовала руку, высвободила ее из лангетки. Подошел мой врач.

— И чито у тэбэ имээм? — спросил он и неожиданно резко отогнул мои пальцы, чтобы посмотреть на швы.

Представляете? У меня было перерезаны сухожилия: нож попал точно в основание безымянного пальца и полностью перерезал сухожилия, которые сразу же втянулись в ладонь. И хирургу, чтобы найти два конца сухожилий, пришлось разрезать ладонь, потом искать их концы, сшивать их. И конечно же, ладонь должна пребывать в полусогнутом состоянии, пока не срастутся и потом не разработаются сухожилия…

А он дернул. Я вскрикнул от резкой боли, а из ладони брызнула кровь.

— Всо нормално… ти чито, не мужчына, да? — успокаивал этот коновал меня, а мне хотелось лягнуть его ногой.

Впоследствии оказалось, что одно из сухожилий он все-таки разорвал. К сожалению, это обнаружилось поздно. Когда меня выписали из больницы, Вадим Константинович организовал мне направление в ЦИТО, к Зое Сергеевне Мироновой. Об этой удивительной женщине могу говорить только в превосходных степенях. В прошлом она была замечательной спортсменкой. Потом стала одним из лучших травматологов страны. Ее золотые руки вернули в строй очень многих великих спортсменов, известнейших людей искусства. Когда я вошел в ее кабинет, она сразу спросила:

— Чем занимаешься?

— Десятиборьем…

— Серьезный спорт, — кивнула она. — Что с рукой-то?

Я молча протянул выписку из больницы, но потом буркнул:

— Один мясник сделал операцию, а потом сам же и порвал сухожилие…

— Вот как? — Она невозмутимо пожала плечами.

Прочитала выписку. Внимательно осмотрев мою руку, попросила согнуть и разогнуть палец, потом сделал это сама.

— Похоже, ты прав!

— И что теперь делать? — растерялся я.

Зоя Сергеевна задумчиво проговорила:

— Конечно, можно жить и с таким пальчиком: ты же не пианист… Но если хочешь, можно повторить операцию и попытаться отыскать второе сухожилие…

— А какова гарантия?

— Какова? Стопроцентной не дам!

— Понятно… А без операции что делать?

— Что делать? Трудиться! На процедуры ходить, руку разрабатывать…

— Что ж, буду трудиться! — твердо сказал я.

Месяца два я ездил в ЦИТО на физиотерапию. Захват руки восстановился только частично: палец до сих пор так и не сгибается и не разгибается до конца. Что не помешало мне не только стать чемпионом Москвы, но и выполнить нормативы мастера спорта. С Зоей Мироновой мы встречались еще, но об этом в свое время…

С травмами мне всю жизнь «везло».

Помните про взрыв (случившийся, кстати, тоже в мае)? Я мог остаться слепым на всю жизнь, а отделался лишь несколькими шрамами. И еще раз (опять в мае) я мог потерять зрение. Это произошло в Омске, через год после моих экспериментов с самодельной взрывчаткой.

Мы жили на первом этаже, и наша лестничная площадка была на четыре ступеньки выше площадки перед входной дверью, за которой был небольшой тамбур и дальше — уличная дверь. Входная дверь была с двумя застекленными проемами: один на уровне лица, второй несколько ниже. Нижнее стекло выбили и залатали фанерным листом. Однажды я куда-то очень спешил. Бегом сбежал по ступенькам и на ходу ткнул руками в фанеру, чтобы открыть дверь. Фанера вывалилась наружу, а мое лицо с размаху врезалось в верхнее стекло…

До сих пор не знаю, каким чудом у меня сохранились глаза. Наверное, Бог все-таки не оставляет меня без внимания. Однако у меня на всю жизнь остался шрам на переносице, а под кожей на щеке можно нащупать осколочек стекла…

Завершая тему рокового для меня месяца мая — именно в мае, точнее сказать, десятого меня арестовали в первый раз и в конце мая — во второй.

И именно десятого мая, по-моему, шестьдесят шестого года произошел со мною еще один трагический случай…