Биография Воланда

Однако с помощью бронзовых мечей, которые охотники за сокровищами нашли также в древнем тайнике, диск из Небры был датирован концом раннего бронзового века — приблизительно в 1600 году до н. э. Загадочный предмет оказался древним навигационным прибором, имевшим ориентировки на дни равноденствия и солнцестояния, фазы Луны и Солнца, сезонные положения созвездия Плеяд.

На месте, где нашли диск, на вершине 252-метрового холма, археологи обнаружили особенные кольцевые канавы, обозначавшие очевидное обрядовое сооружение из тех, что существовали в период мезолита и раннего неолита. Это были двойные рвы с двойным дубовым частоколом. Такого рода сооружения в Северной и Центральной Европе размечали доисторические церемониальные святыни. Как, например, Гозекский круг, находящийся всего в 20 километрах от Небры.

Вершина Миттельбах, место, где нашли диск, в раннем бронзовом веке была голой: с нее открывалась панорама в любом направлении. Благодаря этому она служила естественным астрономическим наблюдательным постом, своеобразной обсерваторией под открытым небом. В древности отсюда была заметна и находящаяся на отдалении 80 километров вершина горной цепи Гарца — гора Брокен. Ритуальное городище было устроено так, что в каждое солнцестояние Солнце опускалось прямо за горой Вальпургиевой ночи.

Не приходится сомневаться, что Воланд или его аватара Уриан уже в ту пору вызывались ведьмами, или, скажем, шаманками неолитических племен. Почему же для этих колдуний была так важна Вальпургиева ночь, которая приходится на 30 апреля — 1 мая? Считалось, и не без основания, что с этого момента в регионе заканчиваются морозы, а значит, скоро наступит время сева.

Таким образом, родословие Воланда действительно уходит в седую древность.

3

Так значит, все-таки 1 мая?

И 1929 год?

Да, он был для Булгакова временем во многих отношениях важным. Тогда в его судьбе происходили тектонические подвижки. Вот почему Воланд, если бы он сидел на лавочке за будкой с Бездомным и Берлиозом, смотрел бы не только на памятник Пушкину, но и на высотное здание — дом Нирнзее.

Встреча с Еленой Сергеевной Шиловской-Нюренберг определила дальнейшую жизнь Булгакова. Он был познакомлен с ней своей предыдущей женой Белосельской-Белозерской. Это знакомство произошло на Масленицу в квартире братьев-художников Моисеенко.

Собственно, признание было позднее: «Это было в 29-м году в феврале на Масленую. Какие-то знакомые устроили блины. Ни я не хотела идти туда, ни Булгаков, который почему-то решил, что в этот дом он не будет ходить. Но получилось так, что эти люди сумели заинтересовать составом приглашенных и его, и меня. Ну, меня, конечно, его фамилия. В общем, мы встретились и были рядом»[43].

Фактически в том самом доме и в том самом году состоялось не только обретение супруги, но и нового романного образа — Маргариты.

Уже позднее Булгаков напишет Замятину: «Итак, я развелся с Любовью Евгеньевной и женат на Елене Сергеевне Шиловской. Прошу ее любить и жаловать, как люблю и жалую я. На Пироговской живем втроем — она, я и ее шестилетний сын Сергей. Зиму провели у печки в интереснейших рассказах про Северный полюс и про охоты на слонов, стреляли из игрушечного пистолета и непрерывно болели гриппом»[44].

Но мистика 1929 года заключалась для Булгакова в событиях-испытаниях.

Елена Сергеевна вспоминала: «В тот год были сняты со сцены все пьесы Михаила Булгакова… Перед тем был запрещен уже репетировавшийся в Художественном театре „Бег“».

4

Третьего июня 1929 года драматург и поэт, лидер Российской ассоциации пролетарских писателей Владимир Киршон в своей статье в «Вечерней Москве» пишет: «Сезон 1928/29 года не был блестящ, но — думается мне — весьма поучителен. Прежде всего, отчетливо выявилось лицо классового врага. „Бег“, „Багровый остров“ продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии». В той же газете нападение Киршона на Булгакова поддерживает руководитель Главрепеткома, места, где фактически литовались пьесы, Федор Раскольников. Он отмечал: «сильный удар, нанесенный по необуржуазной драматургии закрытием „Бега“ и снятием театром Вахтангова „Зойкиной квартиры“».

Пикель, другой деятель Репеткома, в статье в «Известиях» от 15 сентября 1929 года также продолжал натиск на Булгакова: «Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества». И далее добавлял: «В этом сезоне зритель не увидит булгаковских пьес. Закрылась „Зойкина квартира“, кончились „Дни Турбиных“, исчез „Багровый остров“. Снятие булгаковских пьес знаменует собой тематическое оздоровление репертуара».

Эти высказывания были частью большой травли, развернувшейся в прессе, с первых театральных постановок Булгакова. Отдавая должное количеству нападавших, Михаил Афанасьевич составил список всех своих врагов. В первом таком перечне в первой пятерке Авербах, Киршон, Пикель, Раскольников Ф. Ф., Кольцов М.[45]