Читаем Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки полностью

Предположим, что есть ген, определяющий форму бровей: они или разделяются на две, или срастаются в линию. И подмечено, что частота признака «брови линией» в популяции снижается. Как лучше всего рассматривать причины этого явления – на уровне вариантов генов, определяющих форму бровей, или же на уровне фенотипов бровей? Усвоив изложенное в главе 8, мы понимаем, что генотип и фенотип не являются синонимами в силу взаимовлияния ген/среда. Возможно, какие-то факторы внутриутробной среды ингибируют одну версию гена, а на другую не влияют. Возможно, часть популяции принадлежит к религиозной группе, в которой полагается прикрывать свои брови в присутствии противоположного пола, а потому фенотип бровей не подвергается никакому половому отбору.



И вот для кандидатской работы на тему формы бровей вы должны решить, как вести исследование – на генотипическом или фенотипическом уровне. При выборе генотипического план такой: секвенировать аллельные варианты с разной формой бровей и постараться выяснить, как они регулируются. Если же вы выбрали фенотипический – нужно изучить брачные предпочтения у индивидов с той или иной формой бровей или выяснить, насколько брови, сросшиеся на переносице, абсорбируют тепло в жаркую погоду, тем самым способствуя повреждениям лобной коры, что в свою очередь вызывает неадекватное поведение, неблагоприятное для репродуктивного успеха.

Вопрос о выборе подхода всегда спорный: как лучше понимать эволюцию – с упором на генотип или фенотип?

Наиболее ярым сторонником геноцентрической концепции является Докинз со своим классическим мемом «эгоистичный ген» – т. е. ген, который передается из поколения в поколение, и со временем те или иные его варианты либо распространяются, либо сходят с арены. Кроме того, ген – объект вполне вещественный, он представляет собой четкую и определенную цепочку нуклеотидных букв, неразменных и безусловных, тогда как фенотипические черты – это нечто рыхлое и менее отчетливое.

В этом суть геноцентрической позиции «курица – это всего лишь средство для яйца произвести новое яйцо»: организм рассматривается только как носитель генов, которые необходимо передать следующему поколению, поведение этого носителя является эпифеноменом, помогающим реплицировать геном.

В геноцентрической концепции есть два подхода. Первый состоит в том, что эволюцию лучше всего рассматривать на уровне целых геномов (т. е. собрания всех генов, регуляторных элементов и т. д.). Согласно крайней точке зрения, которую исповедует Докинз, – и это второй подход – наиболее подходящим является уровень отдельных, т. е. «эгоистичных», генов, а не «эгоистичных геномов».

На фоне кое-каких имеющихся фактов, подтверждающих отбор отдельных генов (это не очень понятное явление, оно называется «внутригеномный конфликт», и мы не будем его касаться), большинство «геноцентристов» все же считают эгоистичность генов второстепенной силой и склоняются к геномному уровню отбора как более важному.

Между тем можно повернуть и так, что фенотип оказывается главнее генотипа; эту точку зрения отстаивали Эрнст Майр, Стивен Джей Гулд и др. По сути, они утверждали, что отбор ведется именно по фенотипам, а не по генотипам. Так, Гулд писал: «Не важно, какой силой Докинз желает наделить гены, есть одно, что он не может им дать, – стать напрямую видимыми для естественного отбора». С этой позиции гены и частоты их аллелей являются производными от отбора по фенотипам{579}.

Докинз предложил великолепную метафору: рецепт пирога – это генотип, а какой пирог на вкус – это фенотип[321]. Генотиписты при этом высокомерно подчеркивают, что передается не вкус пирога, а рецепт, последовательность записанных слов, именно он является устойчивым репликатором. «Но мы выбираем пирог по вкусу, а не по рецепту, – отвечают фенотиписты, – и вкус зависит не только от определенного рецепта, но и от многого другого, например взаимодействия рецепт/среда: важны и мастерство повара, и при какой температуре выпекается пирог и т. д.». Вот как, в сущности, звучит на практике проблема пирога и рецепта: компания по производству пирогов продает не так много, как хотелось бы; что следует поменять – пекаря или рецепт?

Как же нам поладить? Один примиряющий ответ очевиден, вот он: в нашем разноцветном многогранном эволюционном здании найдется место для самых разных идей и механизмов. Различными обстоятельствами выдвигаются на первый план различные уровни отбора. Порой наиболее информативным будет уровень отдельных генов, временами – геномный, иногда – отдельных фенотипических признаков, а может статься, что вся совокупность фенотипических признаков окажется важна{580}. Мы, таким образом, пришли к здравой идее многоуровневого отбора.

Возвращение группового отбора

Ура, решено! Иногда имеет смысл посмотреть на рецепт, а иногда – на процесс выпекания; рецепт передается из рук в руки, реплицируется, а выбирается вкус.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих замков
100 великих замков

Великие крепости и замки всегда будут привлекать всех, кто хочет своими глазами увидеть лучшие творения человечества. Московский Кремль, новгородский Детинец, Лондонский Тауэр, афинский Акрополь, мавританская крепость Альгамбра, Пражский Град, город-крепость Дубровник, Шильонский замок, каирская Цитадель принадлежат прекрасному и вечному. «У камня долгая память», – говорит болгарская пословица. И поэтому снова возвращаются к памятникам прошлого историки и поэты, художники и путешественники.Новая книга из серии «100 великих» рассказывает о наиболее выдающихся замках мира и связанных с ними ярких и драматичных событиях, о людях, что строили их и разрушали, любили и ненавидели, творили и мечтали.

Надежда Алексеевна Ионина

История / Научная литература / Энциклопедии / Прочая научная литература / Образование и наука