Сегодня в отечественной науке активно обсуждаются вопросы растущей динамичности социальных процессов, возрастания неопределенности и, как следствие, места и значения функции выбора в жизни человека, которые Парыгин поднимал задолго до того, как на них сместился фокус общего внимания ученых. Предложенные им изящные теоретические модели и содержательные практические рекомендации остаются сегодня в зоне слепого пятна научного сообщества, хотя заслуживают внимания коллег в современных дискуссиях. Его последняя монография остается неосвоенной российскими социальными психологами. Возможно, ее время еще не настало.
Уже в 1993 г. Парыгин проводит масштабную конференцию под названием «Человек в изменяющемся мире: социальные и психологические проблемы», опубликованные материалы которой составили три тома. Четверть века спустя формулировка «Человек в изменяющемся мире» становится широко тиражируемым клише.
Важной особенностью личности Парыгина является его глубокая и постоянная приверженность отечественной научной традиции с присущей ей высокой духовностью. Его поиск обращен к глубинным духовно-нравственным структурам социально-психологических явлений. Уже в первых монографиях Парыгина 1965 и 1971 гг. большое внимание уделяется российским авторам конца XIX – начала ХХ в., которых сегодня относят к так называемому религиозно-философскому или духовно-нравственному направлению в дореволюционной российской науке – Бердяеву, Михайловскому и др. Парыгина с полным основанием можно отнести к ученым, имплицитно продолжающим традицию этого направления, которое после более чем полувекового запрета так мощно развернулось в постсоветский период.
В своих позднейших работах Парыгин прямо ставит задачу формирования новой фундаментальной парадигмы: «Последняя начинает уже приобретать определенные очертания в качестве альтернативы бихевиоризму и возврата, теперь уже на новой основе, к идее души человека в качестве истинного предмета психологии, отброшенного в начале прошлого века, к заявленной еще в конце XIX – начале XX века представителями отечественной философской мысли (М. Троицкий, Г. Плеханов, С. Франк и др.) идее изучения духовных основ жизни общества и души человека в качестве главного социально-психологического явления» (Парыгин, 2010, с. 495–496).
Такого рода прямые высказывания, конечно, были невозможны в работах 1960—1970-х годов, однако об определенности философских взглядов Парыгина свидетельствует то, что он, декларируя свою приверженность марксизму, всегда остается вне идеологически одобренного деятельностного «мейнстрима» советской психологии.
В сложном и противоречивом дискурсе российской социальной психологии его труды занимают особое место, отличаются «лица не общим выраженьем». Никак не умаляя достоинств и значимости деятельностного подхода в российской социальной психологии, следует признать, что система взглядов Парыгина не может быть отнесена к нему. В очень непростой ситуации советского и постсоветского государства, Парыгин последовательно шел своим путем в науке. Никому не подражал, ни отечественным авторам, ни зарубежным, никогда не был в мейнстриме. Его подход отличается подлинной оригинальностью и самобытностью. В разные исторические эпохи, обращаясь к анализу новых явлений в жизни социума, он оставался самим собой, не изменял себе, следуя веяниям научной моды. В этом проявилась целостность и сила его личности как ученого и как человека.
В основу своей концепции В. А. Ядов положил установочные, или диспозиционные, механизмы регуляции социального поведения личности. Это означает, что поведение личности регулируется ее диспозиционной системой, однако в каждой конкретной ситуации в зависимости от ее цели ведущая роль принадлежит определенному уровню диспозиций. Поскольку сама диспозиция (установка) формируется при наличии потребности и соответствующей ей ситуации, в которой она может быть реализована, то иерархии диспозиций соответствуют иерархия потребностей, с одной стороны, и иерархия ситуаций, с другой.
Что касается
– психофизиологические, витальные;
– в ближайшем семейном окружении;
– включения в многочисленные малые группы и коллективы;
– включения в целостную социальную систему.