Читаем Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии полностью

Выготский говорит как о проблеме первостепенной важности для только что сложившегося профессионального сообщества психологов о разработке общей психологии. Существенно, что под общей психологией он понимает не теоретическую психологию в ее противопоставлении прикладной, не психологию некоторого усредненного взрослого человека в ее противопоставлении дифференциальной, возрастной, сравнительной, патопсихологии, но общую науку, в структуре которой были бы обобщены, соотнесены и систематизированы знания, накопленные отдельными психологическими дисциплинами.

«В последнее время, – пишет Л. С. Выготский в 1927 г., – все чаще раздаются голоса, выдвигающие проблему общей психологии как проблему первостепенной важности. Мнение это, что самое замечательное, исходит не от философов, для которых обобщение сделалось профессиональной привычкой; даже не от теоретиков-психологов, но от психологов-практиков, разрабатывающих специальные области прикладной психологии <…>, представителей наиболее точной и конкретной части нашей науки. Очевидно, отдельные психологические дисциплины в развитии исследования, накопления фактического материала, систематизации знания и в формулировке основных положений и законов дошли до некоторого поворотного пункта. Дальнейшее продвижение по прямой линии, простое продолжение все той же работы, постепенное накопление материала оказываются уже бесплодными или даже невозможными. <…> Из необходимости – на известной ступени знания – критически согласовать разнородные данные, привести в систему разрозненные законы, осмыслить и проверить результаты, прочистить методы и основные понятия, заложить фундаментальные принципы <…> из всего этого и рождается общая наука» (Выготский, 1982а, с. 292).

Выготский полагал, что материалистическая психология, развиваясь в непосредственном взаимодействии с практикой, сможет достичь единства и что основой для нее послужит марксизм. Этот прогноз не оправдался. Исторически сложилось, что раскол единой психологической науки на малосвязанные между собой независимо развивающиеся направления продолжился на длительном третьем этапе кризиса, который начался в 1930-е годы и получил название периода затухания борьбы школ. Отечественная теория, основанная на марксистской философии, не стала базой для объединения зарубежных школ, но, напротив, вступила в длительный период относительной изоляции за «железным занавесом». Связь отечественной науки с практикой, в которой Выготский видел важнейший нерв ее развития, была практически полностью разорвана после разгрома педологии и психотехники во второй половине 1930-х годов, практические исследования для советских психологов на многие десятилетия стали областью смертельного риска.

Мировая психологическая наука вслед за периодом открытого кризиса вступила в так называемый период затухания кризиса, когда связь между школами практически прекратилась и развитие психологии на протяжении большей части ХХ в. осуществлялось в рамках отдельных школ, которые, в соответствии с гениальным предвидением Выготского, становились тем дальше друг от друга, чем успешнее они развивались.

Можно ли говорить как о типичном явлении о муках недостаточного понимания психологией своего предмета, о симптомах «онтологического» кризиса применительно к данному периоду, к периоду максимальной разобщенности школ? Я думаю – нет. Если выводы о принципиальной недостаточности психологических теорий и делались, то лишь по отношению к чужим теориям и чуждым школам, примером чего является представление о кризисе буржуазной психологии, бывшее неотъемлемой частью советской истории психологии. В советской психологии послевоенного времени никакого кризиса собственной науки никогда не диагностировалось. Да и в классической работе Л. С. Выготского наряду с констатацией отсутствия взаимопонимания среди психологов, принадлежащих к разным школам, ясно звучит оптимистическая уверенность в грядущей победе той школы, к которой он сам принадлежал, и в ее высоком научном потенциале в отношении преодоления актуальных проблем.

Таким образом, в качестве отдельного явления истории мировой психологической науки целесообразно выделить ее кризис, суть которого сводится к единому комплексу проявлений – распаду психологии на отдельные, слабо связанные между собой школы. Этот кризис начался в последней трети XIX в. и в 1980-х годах завершился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Цивилизационные паттерны и исторические процессы
Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Йохан Арнасон (р. 1940) – ведущий теоретик современной исторической социологии и один из основоположников цивилизационного анализа как социологической парадигмы. Находясь в продуктивном диалоге со Ш. Эйзенштадтом, разработавшим концепцию множественных модерностей, Арнасон развивает так называемый реляционный подход к исследованию цивилизаций. Одна из ключевых его особенностей – акцент на способности цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт. При этом процесс развития цивилизации, по мнению автора, не всегда ограничен предсказуемым сценарием – его направление может изменяться под влиянием креативности социального действия и случайных событий. Характеризуя взаимоотношения различных цивилизаций с Западом, исследователь выделяет взаимодействие традиций, разнообразных путей модернизации и альтернативных форм модерности. Анализируя эволюцию российского общества, он показывает, как складывалась установка на «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее». В представленный сборник работ Арнасона входят тексты, в которых он, с одной стороны, описывает основные положения своей теории, а с другой – демонстрирует возможности ее применения, в частности исследуя советскую модель. Эти труды значимы не только для осмысления исторических изменений в домодерных и модерных цивилизациях, но и для понимания социальных трансформаций в сегодняшнем мире.

Йохан Арнасон

Обществознание, социология