Бирит-нарим (СИ)

   Но разве это не так? Знает ли он, какой выбрать путь?

   А я? Я знаю...

   Лабарту вновь опустил голову, посмотрел на руки. Вот линии на ладонях, много их, сплетаются и расходятся... Но какая из них -- линия жизни, прерванная пять раз? И какая -- линия судьбы, прямая, как стрела? И что теперь? Илку вновь здоров и силен, нет нужды оставаться здесь, среди развалин, голода и трупов. Но куда пойти?

   "Город Шаррукина, Аккаде, распахнет перед тобой ворота..."

   Да, так сказал предсказатель, трижды по шестьдесят лет тому назад, в степи, на заходе солнца. Но потом он сказал о другом городе, и имя его...

   Врата бога.

   Илку поднялся. Полы его порванной рубахи были в грязи, в волосах -- пепел, но в этот миг Илку не походил на скорбящего. Стоял выпрямившись, настороженно глядя перед собой, словно видел нечто сквозь кирпичную кладку стены.

   -- Мне кажется? -- спросил он. -- Или и впрямь приближается кто-то?

   -- Да, -- кивнул Лабарту. -- Твои чувства вновь остры, как и прежде. Чужой экимму идет к нам. Выйдем навстречу.

   Небо было чистым -- ни облаков, ни дыма -- и, шагнув за порог, Лабарту остановился и запрокинул голову. Солнечный свет тек по коже, золотым теплом проникал в сердце, смывая мысли. Если так стоять, можно позабыть о разрушениях и войне -- река далеко, и канал не близко, город и дорога в стороне... А здесь лишь растрескавшаяся земля под ногами, сухие травы и поля.

   Сгоревшие поля.

   -- Люди отстроят города, -- проговорил Илку, словно угадав его мысли. -- Даже если Аккаде и впрямь проклят, будет новый город. Другое царство... Здесь, в земле меж двух рек, люди не могут иначе.

   Лабарту не ответил, закрыл глаза. Полуденный воздух не раскален, и уже не так горяча земля... Осень пришла, и скоро наступит зима, время прохлады и покоя.

   Пришлый экимму появился, словно блик на воде, и ощущение показалось знакомым.

   Кто он?

   А когда открыл глаза, увидел пришедшего.

   Тот простерся в пыли, лежал, не шевелясь, ожидая дозволения встать. В длинные волосы, по степному обычаю, были вплетены кожаные шнуры и бусинки. Одежда, как у кочевников, -- пестрая, -- покрылась грязью долгой дороги.

   -- Эншуну! -- воскликнул Лабарту, не скрывая удивления и радости. Тот поднялся, приветствовал, поклонился вновь. Тогда Лабарту спросил: -- Ты пришел от Ашакку?

   Эншуну кивнул. Лабарту помнил его -- столько раз встречал на просторах за рекой. Один из экимму, бродящих по степи, среди кочевников... Эншуну был еще совсем юным, когда Лабарту отправился в город Шаррукина, но теперь изменился -- стал свободным и сильным.

   Они сели на землю, так, чтобы тень старого дома не коснулась их. Илку примостился чуть в стороне, у стены, -- готовый уйти по первому знаку. Молчал, внимательно разглядывал пришельца.

   Лабарту спросил о жажде, хоть и видел, что Эншуну сейчас не нужна кровь. И, лишь услышав слова благодарности и отказа, задал вопрос, не дававший покоя:

   -- Что в степи? Ты бежал оттуда?

   И удержался, не добавил: Что с Ашакку?

   Но Эншуну словно услышал его мысль.

   -- Нет, -- отозвался он и улыбнулся, открыто, легко. -- Я не бежал. Твой посланник нашел госпожу, и она отправила меня к тебе.

   -- Расскажи, -- попросил Лабарту.

   -- Ашакку довольна и радостна, хозяину шлет привет и пожелание счастья. -- Эншуну прижал руку к сердцу и на миг склонил голову. -- Горе, прокатившееся по земле, ее не коснулось. -- Он замолк, вопросительно глянул, но Лабарту лишь кивнул: "Продолжай". -- Орды сошедшие с гор, принесли много бед. Скот перерезан, а люди наши убиты или бежали, кто куда.

   -- Это не ваша война, и не ваше горе, -- сказал Лабарту.

   И на миг показалось -- вновь он в степи. Сидит перед шатром, а рядом юные экимму, пришедшие слушать его слова. Слова того, кто был рожден до резни и потопа... В воздухе плывет запах осени, а время тянется медленно, и ничто не нарушает сонный уклад жизни.

   Вдалеке завыла собака, протяжно, с надрывом, -- и словно развеялись чары.

   Лабарту взглянул на Илку, потом вновь на Эншуну и продолжил:

   -- Пока на вашей земле живут люди, там будет и кровь. -- Привычные слова, но голос не слушался, не желал звучать уверенно, как прежде. -- Богатство утечет и появится вновь. Пусть те, кто смертен, за него воюют, а мы...

   А мы?..

   Мысли разбежались, и Лабарту поднял глаза к солнцу. Эншуну заговорил, и теперь Лабарту стал слушать его, не перебивая.

   -- Когда людей много, даже пьющим кровь лучше не вступать с ними в битву, -- согласился степной экимму. -- Но с гор пришли не только люди, и Ашакку собрала тех, кто ей подвластен, и мы сражались. -- Он примолк, ожидая вопросов, но Лабарту молчал. -- Их было семеро, и мы убили их вождя. Потеряли двоих, но победили, Ашакку отстояла свою землю.

   Лабарту кивнул. Тревога ушла, и осколки воспоминаний не успели возникнуть -- растворились в полуденном свете.

   -- Госпожа сказала, что города сейчас -- плохое место, -- проговорил Эншуну. -- И спрашивала, вернешься ли ты в степь.

   Лабарту повернулся к нему и, не задумываясь, ответил:

   -- Нет. -- Потом улыбнулся и добавил: -- Если буду нужен, то приду. Но место мое не в степи.

4.