Бирит-нарим (СИ)

   Медная рыбка, с которой не расставалась Нарда -- младшая наложница, едва достигшая брачного возраста... А если побродить средь развалин, то, должно быть, можно увидеть и вещи других женщин, ведь пять наложниц жили в этом доме. Где арфа, по чьим струнам скользили тонкие пальцы Гебету? Разломали ли ее дикари или забрали себе? А резная скамейка, на которой так любила сидеть Илтани, дольше всех прожившая в этом доме? Дерево скамейки потемнело от времени, стало гладким -- где она теперь, сожжена ли? Серебряное зеркало, что умещалось в ладони, не скрыто ли оно среди руин? Этта всегда клала его возле ложа, и ночью, бывало, лунный луч мерцал на нем, оживляя... А бубенчики, что носила на запястьях Закити, не втоптали ли их в грязь?

   И только ли вещи, быть может...

   Чужеземцы не знают пощады. И рабов не берут, и...

   Лабарту сквозь пролом в стене вылез на улицу, не оглядываясь, не желая знать. И пошел, ведомый смутным светом, -- вперед, туда, где стоял прежде дом Илку.

   -- Лалия!

   От оклика, надрывного и горестного, из развалин, хлопая крыльями, взлетели вороны, и собака завыла невдалеке.

   Лабарту промедлил, не скрылся среди теней, лишь обернулся, -- и крохотная женщина метнулась навстречу, всхлипывая, прижалась к груди, вцепилась в одежду. Сердце ее билось торопливо и неровно, как колокольчик на ветру, а сама она была истощенной, лишь чудом держалась на ногах.

   -- Лалия, -- прошептала она, не поднимая головы.

   Лабарту взял ее за плечи, отстранил он себя.

   -- Кто ты? -- спросил он.

   -- Ты не помнишь меня? -- Она снова всхлипнула, но подняла взгляд. Глаза ее покраснели и распухли, от копоти и слез. -- Мой отец... Татану... обещал меня тебе... Но он, и братья... -- Она запнулась, но продолжила. -- Я думала, умру, но кутии ушли, а ты вернулся и...

   Она ли это? Младшая дочка старого торговца, та что лишь этой весной надела покрывало взрослой женщины. Та, что за семейной трапезой была немногословна и скромна, но весело смеялась с подругами. Та, что с любопытством выглянула во двор утром, когда Лабарту пришел за последними распоряжениями... Та, которую Татану хотел отдать ему в жены.

   Лабарту опустил руки и покачал головой.

   -- Женщина, -- сказал он. -- Я не знаю, о чем ты говоришь.

   -- Но ты же... -- Девушка смотрела на него растеряно, и слеза ползла по ее щеке, оставляя чистую дорожку. -- Раз ты вернулся, Лалия...

   -- Ты ошибаешься, -- отозвался Лабарту. -- У меня другое имя.

   И с быстротой, недоступной людям, скрылся среди руин.

Глава одинадцатая

Вести

1.

   Почти в каждом доме в Аккаде был подпол -- темное, прохладное место, где хранили в высоких кувшинах зерно и масло. Но под домом Илку скрывалось иное подземелье. Лабарту едва отыскал вход -- груды щебня и рухнувшие перекрытия завалили его. А отыскав, не стал медлить. Поднял обугленные балки, отшвырнул, расчистил дорогу. От пыли горло казалось сухим, словно жажда пришла в неурочный час. Горький дым скрывал солнце, и смысла не было глядеть на небо, ища утешение.

   Почему ты остался здесь Илку? Лабарту выпрямился, глядя вниз, на ступени, уводящие в темноту. Кто, как не ты, должен был знать, что город обречен? Отчего же?..

   Илку был там, внизу. Сквозь золу, пыль и смрад Лабарту чувствовал биение его жизни -- солнечный отблеск, спрятавшийся под землей.

   Город мертв. Отчего же...

   Спускаясь, Лабарту пересчитал сложенные из кирпича ступени. Тринадцать, и с каждым шагом становилось все темнее, а воздух наполнялся запахом крови. И не понять, мертвая то кровь или пролитая недавно, кровь человека, экимму или зверя. Запах дурманил голову, и хотелось остановиться, прижаться к стене и так замереть, хоть на пару мгновений.

   Лабарту не замедлил шага. Свод нависал над головой -- стоит лишь потянуться и коснешься рукой. Рядами стояли вдоль стен кувшины, и даже сквозь обожженную глину Лабарту мог различить, что в них: здесь пиво, там кунжутное масло, а вот ячмень...

   Еще пара шагов и запах крови -- или не кровь это? -- затмил собой все, и тошнота подкатила к горлу. Лабарту зажмурился, но тут же открыл глаза и пригнулся, проходя под аркой.

   За проемом открылась круглая комната, и в первый миг Лабарту увидел лишь Илку -- и никого больше.

   Тот лежал, уткнувшись лицом в землю, и видно было, как его бьет дрожь. Одна рука судорожно сжималась, словно пытался он достать что-то невидимое, но никак не мог ухватить.

   -- Илку! -- крикнул Лабарту, рванувшись вперед.

   И замер.

   По земле был прочерчен круг. Широкая полоса, красная или цвета сырой глины -- не разобрать в темноте.

   Колдовство? Нет, это...

   Внутри круга, рядом с Илку лежал человек. Умер уже много часов назад, но кровь его все сияла, медленно, каплями сочилась вглубь земли. На груди темнели раны, сердце не билось, и дыхания не было. Но кровь не желала сворачиваться, жила.

   Илку застонал, еле слышно. Попытался приподняться, но не смог, лишь рука его дернулась, и судорога прошла по телу.

   Лабарту глубоко вздохнул и переступил через черту.

   Это не колдовской круг. Это... Я знаю, что это.