Бирюзовая зима

– Эмили, я не имею ни малейшего понятия, что между вами произошло – но что бы Элиас ни натворил, поверь, он об этом глубоко сожалеет.

Я вытаращила глаза. Откуда она знает, что он что-то натворил?..

– Чутье, – с улыбкой промолвила она.

Глядя на нас, проводник свистнул во второй раз. Алена выпустила мою руку, я поднялась в вагон. Двери закрылись, через мутное стекло я видела, как Алена машет мне с платформы. В полной растерянности я подняла руку и помахала в ответ. Поезд тронулся. «Эмили, я не имею ни малейшего понятия, что между вами произошло – но что бы Элиас ни натворил, поверь, он об этом глубоко сожалеет».

Ее слова не шли у меня из головы. Только когда перрон уже пропал из глаз, мой взгляд упал на белый конверт, который я держала в руке. В подобных конвертах выдают отпечатанные фотографии.

– Разрешите пройти, – сказала за моей спиной молодая женщина.

– Да, конечно. – Я подхватила свой баул, который перегораживал проход из тамбура в вагон, и вслед за женщиной стала протискиваться между рядами сидений. Перед первым же свободным местом, которое мне попалось, я остановилась и стала запихивать баул на полку над сиденьем, причем за мной наблюдали по меньшей мере десятеро мужчин, которые не очень-то спешили прийти на помощь. Иногда кажется, что эмансипация – не такое уж и благо.

Наконец я уселась, шмыгнула носом и некоторое время смотрела в окно, погрузившись в свои мысли. Вот я и возвращаюсь в Берлин… Я вспоминала мою комнату, Еву и университет. Я знала там каждую мелочь, помнила, где какая стоит лампа и в каком углу лежат мои книжки. И все же мне казалось, что я там чужая.

Через полчаса я достала из сумочки MP3-плеер. В наушниках запел Вилле Вало и его группа HIM. Я вздохнула. На Вилле Вало всегда можно положиться. Стоит послушать его песни – и понимаешь, что по крайней мере у одного человека в этом мире депресняк похлеще, чем у тебя.

Заиграла вторая песня. «Девять преступлений» Дэмьена Райса. Я откинулась назад, закрыла глаза и поплыла по волнам музыки. Только когда поезд, проходя поворот, слегка затрясся, я вновь открыла их. Мой взгляд упал на конверт, лежавший у меня на коленях. Нетрудно догадаться, что за фотографии внутри. Я долго смотрела на него. Потом снова взглянула в окно. Но краем глаза все равно видела конверт – словно пятно на радужной оболочке. Еще несколько сотен метров – и я все же взяла его в руки.

Вытряхнув стопку снимков, я разложила их на коленях. На первом же фото – мое собственное лицо. Я сидела в столовой и невидящим взглядом смотрела в пространство. Очевидно, я даже не заметила, что меня фотографируют. Интересно, я весь вечер просидела с таким унылым и отсутствующим видом? Неудивительно, что Алена заподозрила неладное.

Я вгляделась в фотографию и обнаружила, что позади меня, чуть в стороне подпирает стену Элиас. Сердце забилось быстрее. Смогу ли я когда-нибудь увидеть его – и не испытать прилива любви?

Его взгляд был устремлен на меня, на мою спину, и выражал нечто такое, от чего у меня потеплело на душе. Под его глазами залегли тени, которых я не заметила в те мимолетные мгновения рождественского вечера, когда отваживалась посмотреть ему в лицо. В уголках глаз собрались маленькие морщинки – а ведь у него всегда была такая гладкая кожа… Казалось, он ужасно устал – не меньше, чем устала я за последние два месяца.

Я стала дальше перебирать фотографии. Вот и мы с мамой. Я недолго разглядывала свою фальшивую улыбку – и принялась искать Элиаса. К сожалению, он оказался с краю, я едва его нашла.

Затем – целая серия фотографий, на которых были запечатлены Инго, мой отец, Себастьян и Алекс. Я быстро перебрала их и остановилась, только когда заметила себя и Элиаса. На груди у меня сидела малышка Лигейя. То самое фото по случаю «крестин», как выразилась Алена. Я отлично помнила, каково мне было оказаться так близко от Элиаса. Судя по выражению его лица, ему тоже пришлось нелегко. Он улыбался, но в глазах его улыбки не было.

Дальше – раздача подарков. Алекс, моя мать, Инго, Алена – на каждом фото сияющее от радости лицо. Только радость Элиаса, который то тут, то там попадал в кадр, казалась приглушенной. Казалось, он погружен в свои мысли.

Наконец я дошла до фотографии, на которой Алене хотелось собрать всех своих четверых детей. Алекс и Себастьян сидят в середине, по бокам – Братья Блюз. Я невольно усмехнулась – точно так же, как на фото. Это был единственный снимок, на котором и я, и Элиас улыбались искренне.

Вот и последний снимок. Сделан он в гостиной, но гостей уже и след простыл. Повсюду валяются обрывки подарочной бумаги, на столе – пустые кружки из-под глинтвейна. За большим окном брезжит утро, в комнату льется изжелта-голубоватый свет. Я взглянула на диван – и все остальное отошло на второй план.

На диване спал ангел.

Он лежал на боку, положив голову на вытянутую руку. Лицом уткнувшись в диван: видимо, как упал, так и заснул. Малышка Лигейя свернулась клубочком у его живота. Его расслабленная рука покоилась возле нее, словно он только что ее гладил.

Почему Элиас спал в гостиной?