Биржевые маги. Интервью с топ-трейдерами

часам — удваивать мои вложения. Звучало заманчиво. [Маркус рассмеялся.] Кажется, я даже не

поинтересовался, как именно он это сделает. Соблазн был до того велик, что не хотелось портить

картину излишними деталями. Кроме того, я боялся, что, узнав их, могу струсить.

У вас не возникло сомнений? Не слишком ли он походил на торговца подержанными автомобилями?

Нет, я еще никогда и ни во что не вкладывал деньги и был очень наивен. Я пригласил этого Джона, тогда старшекурсника с моего же факультета, поработать на меня в качестве советника по торговле

на товарных рынках за 30 долл. в неделю. Время от времени я угощал его картофельными чипсами и

содовой. У него была теория, что на такой диете вполне можно прожить.

И это все, что вы платили ему? Вы не поощряли его за успехи — например, дополнительной

порцией чипсов?

Нет.

Сколько денег вы отвели на торговлю?

Около 1000 долл. — все, что сумел скопить. Что было дальше?

Мое первое посещение брокерской конторы было очень и очень волнующим. Я принарядился, надев

свой единственный костюм, и мы отправились в офис фирмы «Reynolds Securities» в Балтиморе. Это

было большое и шикарное здание, внушающее мысль об уйме денег с давней историей. Всюду

мебель из красного дерева и почтительный полушепот. Всё это впечатляло.

Центром всеобщего внимания было котировочное табло типа тех, что так старомодно пощелкивают: чик, чик, чик. От этого чиканья просто дух захватывало. Трейдеры могли наблюдать за ценами на

табло со специального балкона, но только в бинокль — так оно было далеко. Это тоже очень

впечатляло, ибо казалось, будто сидишь на трибуне и наблюдаешь за скачками.

Я впервые осознал, что дела могут обернуться скверным образом, когда голос из громкоговорителя

предложил покупать соевую муку. Я посмотрел на Джона в надежде найти уверенность и одобрение

в его глазах. Но он, взглянув на меня, вдруг спросил: «Как считаешь, нужно купить?». [Маркус

рассмеялся.] И тут я понял: Джон вообще в этом не разбирался.

Помню, что рынок соевой муки двигался спокойно: 78,30; 78,40; 78,30; 78,40. Мы отдали приказ о

покупке и едва получили подтверждение об исполнении, как табло, словно по волшебству, зачикало

вниз. Узнав о моем вступлении в сделку, рынок принял это за сигнал к началу игры на понижение.

Но у меня, видимо, уже тогда было хорошее чутье, потому что я сразу же сказал Джону: «Дела у нас

не блестящи. Давай закрываться!» На той сделке мы потеряли около 100 долл.

Следующая сделка была по кукурузе, и история повторилась. Джон опять спросил меня, торговать

или нет. «Ладно, давай попробуем с кукурузой», — ответил я. Мы попробовали — тот же результат.

Но вы понимали, что делали? Вы что-нибудь читали о товарных рынках или о торговле?

Нет.

Вы хотя бы знали размеры контрактов?

Нет.

Вы знали, во что вам обходится тик?

Да.

Очевидно, это было едва ли не единственное, что вы знали?

Верно. Наша следующая сделка, по пшенице, тоже не удалась. Тогда мы вернулись к кукурузе, и

здесь торговля пошла лучше: на проигрыш ушло уже три дня. Мы оценивали свой успех по числу

дней до фиксации проигрыша.

Вы всегда закрывали позицию после того, как теряли около 100 долларов?

Да. Хотя на одной сделке мы потеряли примерно 200 долл. Я был в минусе почти на 500 долл., когда

Джон предложил план, который «должен был спасти положение». По этому плану надо было купить

августовские контракты по свиной грудинке и продать февральские, поскольку спрэд был больше

стоимости фактической поставки [общие затраты на поставку в августе, хранение и перепоставку в

феврале]. Джон сказал, что сделка верная — на такой не проиграешь.

Смысл этого плана я понял довольно смутно, но согласился. Тогда же мы впервые позволили себе

уйти на ленч. В предыдущих случаях мы неотрывно следили за табло, но тут решили: раз «сделка

верная», то ничего страшного не случится, если мы ненадолго отлучимся. Когда мы вернулись, я

был на волоске от краха. Помню свои первые смешанные ощущения — потрясение, страх,

неспособность поверить в происходящее. Как сейчас помню реакцию Джона: он, тучный, очки в

толстой роговой оправе, подходит к котировочному табло и, грозя ему кулаком и задыхаясь от

негодования, кричит: «Неужели никто не хочет гарантированно заработать?!» Позже я узнал, что

августовская грудинка не подлежит поставке по февральскому контракту. То есть в первую очередь

неверной была сама схема сделки.

Джону доводилось торговать раньше?

Нет.

Тогда откуда же он взял, что сможет каждые две недели удваивать ваши вложения ?

Понятия не имею. Но эта сделка меня полностью уничтожила. Я заявил Джону, что, теперь мне

стало ясно, что я знаю столько же, сколько и он, — то есть вообще ничего, а потому собираюсь

расстаться с ним. Так что больше никаких чипсов, никакой диетической содовой. На всю жизнь

запомнил его ответ: «Ты совершаешь величайшую ошибку в своей жизни!» Я поинтересовался, что

он собирается делать дальше. «Поеду на Бермуды. Буду мыть посуду и этим заработаю на игровой