Бисмарк

Напряженность между Бисмарком и Вильгельмом II достигла крайней отметки. Причем вредило это в основном императору. Когда Бисмарк в 1893 году серьезно заболел воспалением легких — старые недуги возвращались, и даже доктор Швенингер был порой бессилен против них, — советники кайзера осознали, насколько плачевными будут последствия для репутации монарха, если «железный канцлер» сойдет в могилу, оставшись врагом Вильгельма II. Над «примирением» не покладая рук работал и Вальдерзее, надеясь, что успех в столь непростом и важном деле повысит его акции в глазах императора. Последний скрепя сердце вынужден был согласиться с неопровержимыми доводами. В январе 1894 года он отправил Бисмарку весьма дружелюбное личное письмо, приложив к нему бутылку вина. «Железный канцлер» распил подарок кайзера вдвоем с Харденом, который считался самым непримиримым критиком Вильгельма II. Тем не менее он тоже не хотел доводить ссору до крайних пределов.

В конце января 1894 года Бисмарк отправился в Берлин, где состоялось демонстративное примирение. Насколько популярен стал к тому моменту «железный канцлер», свидетельствует количество людей, пришедших приветствовать его, — оно измерялось сотнями тысяч. «Экипаж сопровождал рев ликующей толпы, которую умножали подходящие со стороны Лертского вокзала, и она текла вслед за ним волнующимся морем», — писала баронесса фон Шпитцемберг[814]. Современники говорили, что считали подобные вещи невозможными в Берлине и что настроение, господствовавшее в толпе, напоминало настоящее сумасшествие. Бисмарка сравнивали с легендарным императором Барбароссой. покинувшим пещеру на горе Киффхойзер, где он спал вековым сном. Это была последняя поездка «железного канцлера» в столицу.

В феврале император нанес ответный визит во Фридрихсру; во время встречи он намеренно избегал разговоров на политические темы, ограничиваясь светской болтовней и казарменными шутками. «Теперь пусть возводят ему триумфальные ворота в Мюнхене и Вене, я все равно буду на корпус впереди», — хвастливо заявил Вильгельм по итогам этой встречи[815]. Излишне говорить, что он глубоко заблуждался. Формально конфликт был исчерпан, в реальности же стороны продолжали относиться друг к другу с глубокой неприязнью.

Примечательно, что демонстративное «примирение» вновь вызвало настоящую панику в ведомстве иностранных дел, где стали всерьез опасаться, что Бисмарк вернется на свой пост и расправится со всеми эпигонами. Занявший пост канцлера князь Хлодвиг цу Гогенлоэ-Шиллингсфюрст констатировал, что страх перед Бисмарком стал «царствующей в Берлине эпидемией»[816].

Если не страх, то популярность Бисмарка действительно приобретала эпидемические черты. По мере того как росло разочарование немецких правых в новом режиме, они обращали свои взоры к Бисмарку. Уже в первой половине 1890-х годов возникали идеи формирования националистической партии, которая начертала бы имя Бисмарка на своих знаменах и выступала бы в роли оппозиции справа. Осуществить их не удалось, однако основанный в 1893 году Союз сельских хозяев — одно из наиболее мощных представительств экономических интересов в Германии — провозглашал себя продолжателем дела Бисмарка.

Восьмидесятилетие Бисмарка отмечалось весной 1895 года в империи как национальный праздник. По всей стране возводились памятники, устраивались торжественные мероприятия. В Берлине, писал современник, «газеты говорят только о нем, во всех витринах стоят его портреты, бюсты, книги, уличные торговцы продают картинки с ним, медали, праздничные стихи»[817]. Во Фридрихсру потекла нескончаемая река делегаций и отдельных посетителей. Канцлер получил в эти дни почти 10 тысяч телеграмм, несколько тысяч посылок, более 450 тысяч поздравительных писем и открыток. Почти пять сотен населенных пунктов по всей стране избрали его своим почетным гражданином. Особняком стоял лишь Рейхстаг, который отказался принять поздравительный адрес в честь «железного канцлера». Вильгельм II тоже с удовольствием дистанцировался бы от праздника, но не мог этого сделать без серьезного ущерба для своей репутации и поэтому предпочел навестить старика.