Бисмарк. «Железный канцлер»

Главной задачей конституции стало, с одной стороны, обеспечить Германии возможность дальнейшего экономического и социального развития, а с другой, сохранить традиционалистские властные структуры, которые существовали в Пруссии. Словно следуя рецепту Талейрана, основной закон государства был кратким и темным. В нем существовало огромное количество лакун, умолчаний и расплывчатых формулировок. Наследник прусского престола кронпринц Фридрих Вильгельм называл ее «тщательно прилаженным хаосом»[447]. Историк Вольфганг Моммзен говорил о «системе непринятых решений»[448].

Имперский канцлер занимал в этой системе ключевое место. Он был единственным общеимперским министром. Один из специалистов по государственному праву того времени называл его «основанием, началом и концом всей исполнительной власти»[449]. Канцлер руководил пока еще небольшим административным аппаратом германского государства. Все распоряжения монарха для вступления в силу должны были получить его подпись. Именно он представлял правительственную политику перед парламентом — рейхстагом. Фактически канцлер становился едва ли не единственным посредником, связующим звеном между различными центрами силы — монархом, бундесратом, рейхстагом. Далеко не случайно исследователи говорят о его должности как о «ключевой позиции в конституционной действительности Второй империи»[450]. Положение Бисмарка укрепляло и то, что он сохранил в своих руках должности министра-президента и министра иностранных дел Пруссии.

Власть «железного канцлера», как это часто бывает, значительно усиливалась благодаря его личной харизме. Многие современники воспринимали его как абсолютного властителя Германии, по воле которого происходит все в стране. «Было время, когда никто в Германии не взял бы на себя смелость сказать, как далеко простирается его воля» — писал либерал Людвиг Бамбергер. «Все зависит от Бисмарка, никогда ни у кого не было более единоличной власти» — констатировал посол Швейнитц. Американский дипломат Джон Кессон называл Бисмарка «в принципе всемогущим диктатором». Политик Фридрих Капп заявлял: «Для Бисмарка существует лишь одна форма правления: он сам»[451]. Естественно, все это было преувеличением реальных возможностей канцлера. Однако сам факт, что современники воспринимали его таким образом, помогал Бисмарку проводить в жизнь свою волю.

Правда, была у имперского канцлера и своеобразная «ахиллесова пята»: его назначение и смещение всецело зависело от воли монарха. Пока на престоле находился престарелый Вильгельм I, не мысливший своего правления без верного паладина, Бисмарк пользовался практически безусловной поддержкой трона. Император нередко спорил с канцлером по различным вопросам, но в большинстве случаев в конечном счете уступал. Говорят, однажды в беседе с одним из своих приближенных Вильгельм I горько вздохнул и признался: «Нелегко быть императором при таком канцлере»[452]. Однако с началом правления другого монарха ситуация могла измениться. Получалось, что без согласия рейхстага канцлер не мог успешно проводить свою политику, но в то же время его положение зависело от доверия монарха. Глава правительства в любом конфликте рисковал оказаться между двух огней, между молотом и наковальней. Однако эта опасность в полной мере проявила себя уже при преемниках Бисмарка.

В любом случае, говорить о «диктатуре бонапартистского типа»[453] в отношении «железного канцлера» не совсем верно. Даже Ганс-Ульрих Велер, отстаивавший в свое время применение подобного термина, со временем отдал предпочтение концепции «харизматичного правления» Бисмарка[454]. Еще одним распространенным и не очень точным понятием еще в конце XIX века стала «диктатура канцлера» — термин, который встречается в историографии вплоть до сегодняшнего дня.

Отсутствие реальной правительственной ответственности имело еще одно неприятное для канцлера последствие: представленные в парламенте партии были лишены стимула к формированию устойчивого большинства, образованию коалиций и достижению компромиссов. А большинство было необходимо канцлеру для того, чтобы законодательный процесс шел в соответствии с его пожеланиями. С этой проблемой Бисмарк боролся на протяжении следующих двух десятилетий и, в конечном счете, потерпел поражение.