Бисмарк. «Железный канцлер»

День провозглашения империи был назначен на 18 января. Это имело глубокое символическое значение — ровно за 170 лет до этой даты в Кенигберге бранденбургский курфюрст был провозглашен прусским королем. Церемония должна была состояться в Версале. Правда, в первых числах января Бисмарку снова пришлось выдержать борьбу со своим монархом. Речь шла не в последнюю очередь об императорском титуле. Вильгельм I опасался, что дорогая его сердцу прусская монархия растворится в новом государстве, и настаивал на том, чтобы называться «императором Германии». Бисмарк резонно заявлял, что южнонемецкие государства никогда не согласятся с подобной формулировкой, подобающей скорее абсолютному властителю, и титул должен звучать как «германский император». Спор продолжался 17 января в течение трех часов и закончился победой главы правительства, которому, как это уже бывало не раз, пришлось пустить в ход все возможные угрозы и увещевания.

«Прости, я ужасно долго не писал тебе, — жаловался Бисмарк Иоганне три дня спустя. — Однако эти императорские роды были тяжелыми, а у королей появляются в такие моменты удивительные причуды, как у беременных женщин перед тем, как они производят на свет то, что все равно не смогут удержать в себе. Выступая в роли акушера, я многократно чувствовал потребность стать бомбой и взорваться, чтобы обрушить все здание. Необходимые дела мало утомляют меня, но ненужные злят»[440].

Споры одновременно и с королем, и с генералами отнимали у Бисмарка остатки сил и душевного равновесия. Иногда он терял контроль над собой — как рассказывал граф Лендорф, придя однажды на прием к монарху, Бисмарк встретил категорический отказ в аудиенции, поскольку у короля была мигрень. Канцлер собрался уходить, как вдруг увидел гофмаршала графа Перпоншера, входящего в покои Вильгельма. «Его впускают, а меня нет? Пусть кто хочет, тот продолжает это! Я еду домой!» — вскричал Бисмарк, отшвырнув папку с бумагами и ринувшись вниз по лестнице. Лендорф метнулся к королю, который приказал немедленно вернуть канцлера и впустить его. Адъютант догнал главу правительства, вручил ему папку и направил к монарху, однако, выйдя из покоев короля, Бисмарк не выдержал и разрыдался[441]. Возможно, в этом была и доля актерской игры, однако искренность эмоций не подлежит сомнению. Вероятно, только то, что «железный канцлер» время от времени давал им выход, уберегло его от серьезного нервного срыва с далеко идущими последствиями в решающие дни своей политической карьеры.

18 января, в Большом зеркальном зале Версальского дворца было торжественно провозглашено создание Германской империи. Сама атмосфера, в которой появилась на свет новая великая держава, была глубоко символичной. У ворот окруженной вражеской столицы, в главной квартире действующей армии, в резиденции французских монархов, которые мечтали о гегемонии в Европе, действие смотрелось особенно эффектно. Неудивительно, что большинство собравшихся составляли люди в униформе. Штатские, в первую очередь депутаты парламента, оказались оттеснены на мизансцену. Бисмарк также надел свой генеральский мундир. Зять прусского короля, великий герцог Баденский, играл на церемонии одну из главных ролей — он умело обошел предмет вчерашнего спора между монархом и его паладином, провозгласив здравницу просто в честь «императора Вильгельма». Тем не менее, свежеиспеченный кайзер, тепло поприветствовав многих присутствующих, прошел мимо Бисмарка, как мимо предмета мебели, даже не удостоив его взглядом. Канцлер, по свидетельству очевидцев, был необычайно бледен — его самочувствие явно оставляло желать лучшего[442].

Тем временем предсказание Мольтке наконец-то сбылось — ситуация с продовольствием в Париже стала критической. К тому же в первой половине января французские армии потерпели ряд крупных поражений. 23 января Фавр вступил с Бисмарком в переговоры по вопросу о перемирии. Естественно, что к этим переговорам привлекли и Мольтке, однако на вторых ролях — главным уполномоченным с немецкой стороны был назначен Бисмарк. 28 января Бисмарк и Фавр заключили франко-германское перемирие сроком на 21 день.

После выборов в новый парламент в двадцатых числах февраля начались переговоры об условиях предварительного мира, С французской стороны их вел ставший главой правительства Адольф Тьер. «Мой маленький друг Тьер, — писал Бисмарк Иоганне, — весьма умен и любезен, но плохой переговорщик. Мыслительная пена неудержимо хлещет из него, как из открытой бутылки, и истощает терпение, поскольку сквозь нее очень сложно добраться до чего-то такого, чем можно утолить жажду. При этом он храбрый маленький человек, светловолосый, достойный уважения, добрые старые французские манеры, и мне было непросто заставить себя быть с ним настолько жестким, как это требовалось»[443].