Bittersweet (СИ)

Припарковавшись, Джулиан некоторое время просидел в машине, выждал несколько минут, только потом направился к зданию бара. Он шёл стремительно, словно чувствовал, что сейчас развернётся самое интересное из того, что он только может увидеть. Потянув на себя дверь, оказался внутри затемнённого коридора и даже порадовался, что свет не бьёт по глазам. В мягком полумраке он чувствовал себя максимально комфортно и уверенно.

Именно в этот момент из основного зала вышел кто-то. Достаточно высокий парень, с длинными светлыми волосами, не собранными в хвост, а свободно спадающими по плечам. Весь его внешний вид демонстрировал отчуждённость и некую раздражительность, будто именно в этот момент он отчаянно хотел кому-то врезать, но подходящего объекта в пределах досягаемости не обнаружилось.

Джулиан собирался сделать ещё несколько шагов вперёд, но вместо этого шарахнулся назад. Вслед за незнакомым парнем в коридоре появился Ромуальд. Именно он, а не кто-то, похожий на него. В этом не возникало сомнений. Джулиан знал, что сумел бы узнать своего бывшего любовника и при более скудном освещении, не то, что здесь.

С той позиции, на которой он находился, открывался отличный обзор, можно было без особого труда разглядеть всё, что происходило в коридоре. Джулиан наблюдал, впитывая в себя жадно каждое движение Ромуальда и его будущего партнёра по сцене.

У них не было никакого взаимопонимания, это точно. Они не вписывались в концепцию, заданную сценарием, неоднократно обсуждаемым. Они не выглядели друзьями, больше походя на заклятых врагов, но между ними всё искрило и плавилось так, как никогда не было в ситуации с Джулианом.

Нежным Ромуальд точно не был и в попытке чего-то добиться от оппонента о правилах приличия позабыл. Он резко ухватил того за воротник куртки, попутно зацепив волосы, потянул на себя. Незнакомцу подобное обращение точно не понравилось, поскольку ладонь его сжалась в кулак, это Джулиан заметил и едва не окликнул Ромуальда, предупреждая об опасности. Но вмешательство не потребовалось. Ромуальд сам всё заранее просчитал и перехватил кулак, направленный ему в лицо, после чего оттолкнул парня к стенке, заставив втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Наверняка соприкосновение с кирпичной стеной было не из приятных, и, несмотря на несколько слоёв ткани, защищавших спину, он приложился лопатками. Ромуальд одной ладонью продолжал стискивать запястье, второй потянулся и прикоснулся к волосам оппонента. Губы его шевелились, но говорил он тихо, едва различимо даже для того, к кому обращался. Естественно, что Джулиан ничего разобрать не сумел. Он просто стоял и смотрел, ожидая развития событий.

Ромуальд не торопился, он пропускал светлые пряди сквозь пальцы и пристально смотрел на своего напарника. Лицо того выглядело совсем не вдохновенно. Озлобленно, а вместе с тем – растерянно. Он словно запутался в собственных ощущениях и не знал, что происходит. Не мог определиться, как поступить, чтобы не поставить себя в глупое положение.

Он тяжело дышал. Хрипло, рваными выдохами.

Джулиану казалось, будто он заглядывает в будущее и видит, как Ромуальд наклоняется, преодолевая нерешительность, вовсе ему не свойственную, прихватывает зубами нижнюю губу, лижет её, накрывает чужой рот своим. Это было самое вероятное развитие событий. Скованность и сдержанность? Данные качества точно не относились к характеристике личности того Ромуальда, которого знал Джулиан.

Конечно, у них всё развивалось по иному сценарию. Не было подобных стычек и драк. У них была романтика, но не приторная, а в пределах допустимого. Когда есть толика нежности и искренности в отношениях друг к другу, но нет чрезмерного сюсюканья и сиропа, льющего через уши. Медленное, постепенное сближение.

Джулиан закрыл глаза. Под сомкнутыми веками промелькнули события одной из недавних ночей.

Это событие уже было достоянием истории, но он всё равно считал, что оно случилось не так давно.

Белые лилии, сломанные стебли. Пыльца, забивающаяся в ворс ковра.

Слова Ромуальда о любви, его действия, осторожные, аккуратные, сдержанные.

И похоронным маршем – определение, которое к Джулиану никак относиться не могло, ведь он никогда не был блондином.

Никогда.

Джулиан практически наяву представлял, как из этой картинки его образ исчезает, зато возникает другой. Нет больше сломанных стеблей и белых лилий, нет этого тотального контроля и боязни причинить боль, есть страсть. Животная и практически неконтролируемая. Чужие руки прикасаются к его Ромуальду, ногти впиваются ему в лопатку, полосуя, царапая, рот приоткрывается, а комната наполняется стонами, граничащими с криками.

И Ромуальд, будто одержимый.

Джулиану не нужно было представлять секс, потому что страсти ему хватало и сейчас, когда оба участника событий оставались полностью одетыми, а соприкосновение между их телами шло через несколько слоёв ткани. Он чувствовал и то, что эта тёмная страсть, похожая на одержимость, исходит не от незнакомого парня, а от Ромуальда.

Это был решающий фактор.

Это походило на выстрел в голову.