Bittersweet (СИ)

Сжимая в руках стакан, Ромуальд отправился обратно, по пути толкнув дверь в комнату Джулиана, и с удивлением осознавая, что она пустует. Кровать идеально застелена, на одеяле ни единой складочки.

Отставив спасительный напиток в сторону, Ромуальд направился к шкафу, распахивая его настежь. Он был уверен, что обнаружит пустые полки, но все вещи Джулиана остались на месте. Отсутствовал только хозяин.

– Чёрт, – процедил Ромуальд сквозь зубы и тут же бросился в прихожую.

Телефон обнаружился в кармане куртки, по-прежнему, не подавал признаков жизни. Выключив, Ромуальд потом так и не соизволил включить его вновь.

Пальцы подрагивали, и это вполне можно было списать на последствия алкогольного опьянения, вызвавшего нарушения координации, но здесь давала знать о себе нервозность, смешанная с предчувствием чего-то мерзкого, гнетущего, отвратительного. Ему казалось, что он оказался с ног до головы облит мерзкой, липкой субстанцией, вокруг распространяется всё тот же аромат гнили, и от него невозможно избавиться. Он проникает в ноздри, разносится по всему организму, всасывается в кровь, в каждую клетку тела, разрушая изнутри.

Сообщений, оповещающих о пропущенных звонках, не поступало. Ромуальд открыл список последних вызовов, собираясь позвонить Джулиану, но не успел. На экране отразился незнакомый номер.

– Ромуальд Эган? – поинтересовался равнодушный голос.

– Да, это я.

– У меня для вас плохие новости.

После этой фразы все последующие слова потеряли значение. Ромуальд не отнимал телефон от уха, но всё сказанное доносилось до него, как через слой ваты, отвратительно обрывочно. Когда же он выхватывал из общего потока отдельные слова, не покидало ощущение, что это лезвие ножа, входящее в его тело или же острые когти, рвущие по живому, доставая до сердца.

Ночью… Не справился с управлением… Мгновенная смерть.

– Мои соболезнования.

– Спасибо, – хрипло отозвался Ромуальд.

Единственное, на что это хватило в данный момент. Никаких вопросов, никакого интереса к дополнительным деталям. Только всепоглощающая пустота внутри.

Он не двигался с места, продолжая сидеть на ковре в гостиной, сжимая в руке телефон. Стены плясали перед глазами, мир кружился в невероятном хороводе, будто бы он наглотался ЛСД и теперь наслаждался полученным эффектом. Ну, или не наслаждался, а, напротив, отчаянно мучился от яркого, цветного урагана. Множество пятен на грязном холсте. Боль, сковывающая виски, вернулась в двукратном размере, став ещё более насыщенной, нежели до сего момента.

Осознание проходило медленно, будто кто-то невидимый постепенно, по одной букве, выкладывал перед ним определённую фразу, открывая её смысл, помогая понять, что именно произошло в данный момент.

Джулиана больше нет.

Выстроившись в ряд, буквы тоже начали размываться, как краска по стеклу, облитому водой. Они стекали вниз, оставляя после себя красно-чёрные потёки, исчезали в неизвестности, чтобы вновь стать фразой, только теперь отпечатанной на сетчатке. Глаза отчаянно защипало, и Ромуальд понял, почему картинка стала столь неоднородной. Всё упиралось в его реакцию на происходящее, осознание, накрывшее теперь уже не медленными потоками, а полноценной волной, заставило его зажать рот рукой и закрыть глаза, чувствуя, как с ресниц срываются капли слёз. Одна, вторая, третья.

Телефон приземляется прямо на куртку, и с губ срывается одно слово.

Нет, нет, нет.

Постоянно, будто кто-то поставил его на повтор, программа дала сбой. Больше ничего сказать не получается, сделать – тоже. Только сидеть и отрицать реальность случившегося, потому что на такое развитие событий он не рассчитывал.

Он боялся, что однажды с Джулианом что-то может случиться и не потому, что вовсе не верил в чужие силы. Просто он знал Джулиана. Видел, насколько тот слаб и неприспособлен к жизни. Тепличное растение, нуждающееся в постоянном уходе. Полив, подкормка, защита от солнца и ветра. Его следовало не выпускать из вида, держаться поблизости и никогда не смотреть в сторону других людей. Не совершать ошибок, подобных той, которую сделал он.

Он вновь отключил телефон. И мобильный, и стационарный, понимая, что не хочет разговоров с посторонними людьми. Ещё немного, и новость распространится по всем каналам, попадёт в интернет, появится на первой полосе газет. Журналисты дорвутся до свежего мяса и начнут раздирать добычу по кускам, желая урвать себе посочнее и послаще. Грязи на страницы многочисленных изданий выльется в разы больше, чем прежде, когда музыкальный мир сотрясала новость о болезни Джулиана. Теперь его имя будут трепать все, кому не лень, обязательно проедутся по диагнозам, последуют примеру Челси и тоже напишут о наркомании, которой не было. То есть, было. Но только один раз, и в дальнейшем не повторялось, но вряд ли это будет волновать работников пера, решивших нажиться на сенсации, раздутой на фоне чужой смерти.