Bittersweet (СИ)

Воображение подбрасывало ему множество картинок, одна гаже другой. Он ставил себя на место напарника, представлял, сколько сейчас счастья у Илайи, и ненависть разгоралась сильнее. Учитывая то, что она и прежде не успевала угасать, сейчас пламя её достигало небывалых высот, пожирая Ромуальда изнутри.

Он не въехал, а буквально влетел на стоянку, выбрал подходящее место и припарковал машину. Пальцы продолжали сжимать руль, вцепившись в него мёртвой хваткой.

Ромуальд шумно выдохнул, прежде чем разжать пальцы, едва ли не по одному отцепляя их от рулевого колеса. Выбрался из салона и стукнул дверцей автомобиля, наплевав на прежние принципы. Сейчас состояние машины его не волновало совершенно, хотелось что-то превратить в щепки, разломать и уничтожить. Машину ли, человека – не важно. Ему отчаянно хотелось, чтобы мир вокруг стал стеклянным, а в руках по мановению волшебной палочки появилась бита. Несколько взмахов её, и люди, деревья, дома – все декорации превращаются в груду осколков, засыпая такие же стеклянные полы, разлетаются на ещё более мелкие части. Смешиваются между собой, и больше никто не сумеет их собрать, воссоздав в изначальном виде.

А он будет стоять и наблюдать за этим падением, вымещая свою ненависть и озлобленность на мир, не желающий проявить немного снисхождения. По канону следовало бы сопроводить наблюдение мерзким смехом, но стоит оградиться от шаблонов. Вместо этого он слегка улыбнётся, бросит оружие и отправится куда-нибудь, в другое место, чтобы не видеть результат разрушительной деятельности.

Подойдя к дому, из которого в прошлый раз выходил Илайя, Ромуальд вспомнил, что не знает номера нужной квартиры. Ломиться, конечно, может в каждую, однако не факт, что ему моментально ответят на вопрос, а не отправят на все четыре стороны. В этот момент дверь распахнулась, и Ромуальд получил возможность поинтересоваться у местной жительницы, не знает ли она? Она знала, потому получила в ответ сердечную благодарность и радушную улыбку, притворную, в большей степени, поскольку искренностью там даже не пахло.

Лифт подъехал очень вовремя, сэкономив Ромуальду несколько минут. Он заскочил внутрь кабины, щёлкнул по нужным кнопкам, пряча ладони в карманах расстёгнутой куртки. Медлительность, с которой лифт поднимался, его порядочно раздражала. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Его многое раздражало, и не было ничего, способного успокоить хотя бы немного.

Оказавшись напротив нужной двери, он с трудом удержался, чтобы не ударить по ней кулаком или ногой, а цивилизованно позвонить, ожидая увидеть свой неизменный раздражитель. Илайя долго себя ждать не заставил, но в столь позднее время гостей явно не ждал. Он держал в руках полотенце, проводил им по слегка влажным, наверняка подсушенным феном волосам. Да и одежда его не походила на парадно-выходной наряд. Серые пижамные штаны и чёрного цвета толстовка.

Заметив на пороге Ромуальда, он удивлённо вскинул бровь, выразив массу эмоций одним жестом.

– Я мог бы спросить, какого хрена, но буду вежливым. Что привело в мою скромную обитель? – поинтересовался, спустя несколько минут молчания, за время которых незваный гость успел переступить порог квартиры, захлопнуть дверь и теперь стоял, прислонившись к ней спиной.

– Наверное, тебя это радует, – протянул Ромуальд, по привычке вглядываясь в черты лица, изученные за время активного наблюдения вдоль и поперёк.

– Если ты о своём визите, то нет. Он меня настораживает и заставляет недоумевать.

– Не строй из себя идиота.

– Не о нём? Тогда я действительно в замешательстве.

– О том, что теперь у тебя не осталось соперников.

– То есть?

– Только не говори, что ничего не знаешь, – голос Ромуальда звучал максимально холодно, но в нём было столько ненависти, что Илайя невольно вздрогнул.

– Я… Нет.

– И о том, что Джулиан попал в аварию, ты тоже ничего не слышал?

– Представь себе, нет.

– Отличная игра в удивление. Я почти поверил.

– Когда перестанешь разговаривать с голосами в своей голове, обращайся. Может, составлю компанию. Но сейчас, как мне кажется, тебе неплохо и в их компании, потому не стану прерывать вашу беседу.

Илайя швырнул полотенце в одно из кресел, расположенных в гостиной, провёл ладонью по волосам, слегка их приглаживая. Он собирался указать Ромуальду на дверь, заявив, что никого в гости не ждал и вообще-то планировал лечь спать, однако со своей напутственной речью порядочно припозднился. Он почувствовал присутствие постороннего поблизости позже, чем могло бы хватить для того, чтобы оказать сопротивление, потому лишь сдавленно захрипел, ощутив хватку на горле и пальцы, прошедшие по мерзкой ране, что до сих пор не зажила. И если в туалете продюсерского центра Ромуальд зацепил повреждённую кожу случайно, то теперь сделал это намеренно, царапнув по распаренной ране и без труда сдирая подсохшую корочку, оставляя на её месте влажный след от выступающих капель крови.

– Ненавижу тебя, – выдохнул, вновь проехавшись ногтями по ране и наслаждаясь кратковременным страданием, отразившимся на лице.

– За что? – хрипло выдал Илайя.