Bittersweet (СИ)

Не осталось, можно было вздохнуть с облегчением.

– Тогда не занимайте моё время. Сами видели, что в коридоре очередь.

– Спасибо вам, – Илайя улыбнулся счастливо, заметив, как некогда милую медсестру от его лицедейства перекосило, и выскочил в коридор.

Он уже знал, чем будет заниматься этим вечером, и желал двойную порцию счастья людям, разработавшим фотошоп.

========== 23. ==========

Soundtrack: The Birthday Massacre - Shallow grave; The Birthday Massacre - Pins & Needles

Несмотря на многочисленные разногласия, кое в чём мнение представителей младшего поколения семьи Эган совпадало. Прискорбно, что поразительное единодушие они высказывали в сторону процесса не радостного, а предельно трагичного. И Челси, и Ромуальд одинаково отрицательно относились к церемонии похорон, точнее, к отдельным аспектам.

Наверное, определённый отпечаток наложили детские воспоминания, которые не получалось назвать примером для подражания. Скорее, наоборот. Никто из членов этой семьи не хотел повторения того представления, что разыгрывалось перед ними однажды, на похоронах одной из бабушек. Ромуальду тогда исполнилось восемь, Челси – десять. Она стояла в чёрном платье, таких же туфельках и с лентой в волосах. Ромуальда нарядили в чёрный костюм, а ленту повязали на запястье и попросили сказать несколько слов о бабушке. Он сказал, и это выступление определило дальнейшее развитие событий, потому что моментально нашлись родственники, посчитавшие себя обделёнными вниманием со стороны покойницы.

Церемония прощания и скорби превратилась в процесс раздела имущественного пирога, мужчины порывались подраться, одна из дам надсадно выла, вторая, худая и высокая, похожая на жердь, имени которой Ромуальд уже за давностью лет не помнил, прикладывала платок к абсолютно сухим глазам и старалась утешить непрофессиональную плакальщицу. Та, в противовес утешителю, была низкорослой, и волосы её вились мелкими кудряшками, похожими на овечью шерсть. Кажется, он так и назвал её «женщина-барашек», за что удостоился ненавидящего взгляда и заявления, что данная ветвь семьи Эган всегда отличалась полным отсутствием воспитания и отвратительными манерами.

После этого один из сыновей той самой женщины-барашка продемонстрировал собственные манеры и поставил Ромуальду подножку. Падение получилось фееричным, и Ромуальд неплохо приложился об асфальт, умудрившись вывихнуть мизинец на одной – он уже не помнил точно, на какой именно – руке и счесав кожу на подбородке. Сочувствия не последовало, только тихие смешки кузенов. Или не кузенов? Кем ему приходились те мальчишки, он тоже вспоминал с трудом, по большей части, и не старался ломать голову над подобными задачами.

В дальнейшем он не поддерживал общение с родственниками. Они вроде были, а вроде их и не было. Ромуальд не печалился, он презирал большинство из «своих по крови» людей, способных превращать любое событие в цирк с переделом имущества, взаимными упрёками и попытками выставить себя самыми обделёнными и несчастными.

Помнится, Челси подбила глаз любителю ставить подножки. Помнится, едва не приложила второго сына женщины-барашка о мост, по которому им довелось проходить во время движения процессии.

Обед планировалось провести в доме бабули, а она любила размах, потому и выстроила себе внушительные хоромы в пригороде. Большой участок, яблоневые сады, ивы, пруд с кувшинками, мост через этот самый пруд.

Согласно завещанию дом предписывалось продать, а вырученные средства поделить поровну между всеми наследниками. Более справедливое решение сложно было придумать, но всё равно нашлись недовольные. В стенах особняка, распахивавшего двери перед членами семьи Эган в последний раз, разыгрался ещё один скандал. Родственники близкие и дальние грозились опротестовать официальный документ, добиться признания его фальшивкой и восстановить справедливость. Единственным, кто сохранял невозмутимое выражение лица, оставался Эйден.

Во время похорон Джулиана Ромуальд неоднократно вспоминал этот эпизод и приказывал себе вести себя подобающе, как делал отец. Тогда его спокойствие и нежелание принимать участие в общей склоке произвели на Ромуальда неизгладимое впечатление, в чём-то даже стало примером для подражания. Хотелось верить, что собственной выдержки хватит, и на горизонте очередной скандал не маячит, однако поверить в это получалось с большим трудом. Приходилось постоянно себя одёргивать, чтобы не сорваться. Ромуальд стискивал зубы и крепче сжимал в ладони комочки слегка подмерзающей земли. Во второй руке он держал белую лилию, которую планировал бросить в могилу, раз уж Джулиан любил эти цветы сильнее остальных представителей мира флоры.

Бедный мальчик, тебе, наверное, сейчас очень грустно и плохо. Не печалься, эта смерть стала освобождением. И для него, и для тебя.

Сука. Глупая сука. Сука, сука, сука!